Среди жителей Лебедяни в 1861 г. насчитывалось купцов второй гильдии – 2 человека, купцов третьей гильдии – 90 человек [40]. Купцы же являлись основными жертвователями во время строительства и ремонта городских храмов и монастырей. Самыми известными среди лебедянских купцов-благотворителей были купцы Игумновы, на средства которых сооружены и кладбищенская Преображенская церковь и новый Казанский собор. Игумновы жертвовали большие средства на украшение церквей. Хорошо поставленное торговое дело давало им возможность не только жить самим, строить и украшать храмы, но и помогать ближним. Во многом этому способствовала религиозность представителей этого рода и, конечно, любовь к родному городу.
В 1861 г. в Лебедяни было 65 каменных построек, не считая церквей, и 367 деревянных. Лебедянь, как многие города, страдала от пожаров. После огромных пожаров в 1860-х гг. был организован крестный ход вокруг Лебедяни с молебствием об избавлении от огненной стихии. К 1870 г. в городе совершено 5 крестных ходов «с ряду» в ознаменование благодарности Богу, спасающему город от бедствий пожаров [41]. Крестный ход обычно устраивался «в среду первой недели Петровского поста (вторая неделя после Троицы). Накануне, к всенощной, в собор приносили из монастыря чудотворную икону Троицы и Николая Чудотворца. В среду же, после особо торжественной обедни, собирались в собор принты с иконами и хоругвями и вместе с соборными и монастырскими обходили весь город по пограничной линии, не менее 8 верст, с молебствиями и водосвятием перед всеми церквями, часовнями и на большинстве перекрестков улиц, всего не менее чем в 20-25 местах. Крестный ход оканчивался уже перед вечером. Первое время происходил он при огромном стечении народа, не в одну тысячу, и являл собой грандиозное зрелище и повышенное настроение. Так было в 70-х и начале 80-х гг. XIX века. Позднее… народу сходилось меньше, торжественность и подъем настроения понизился… С тех пор как из молебствий по частному почину и на частные средства (подписка среди купечества и прочих жителей для уплаты духовенству) его перевели по ходатайству города в разряд официальных, обязательных служб без особой оплаты. Это наложило на крестный ход казённый отпечаток, и духовенство стало относиться к нему формально, как к повинности, сведя всё участие к минимуму. И население собиралось уже несравненно в меньшем числе, так что к концу века крестный ход этот оказался лишь тенью былых» [42].
В 1893 г. в Лебедяни было уже 168 каменных зданий и 562 деревянных, а жителей – 6 586 человек [43]. В начале XX столетия в Лебедяни действовало 7 храмов и 1 монастырь, а всего в городе и уезде – 77 храмов и 3 монастыря [44]. В Лебедяни работали приют духовного ведомства, мужская и женская богадельни в разных домах.
Дом для приюта «призрения престарелых и беднейших лиц духовного ведомства» был уступлен Троицким мужским монастырём, которому в своё время был завещан титулярным советником Лукой Алексеевичем Федотовым [45]. В 1894 г. здание ремонтировалось, для чего был образован особый строительный комитет из трёх членов: председателя – настоятеля Лебедянского Троицкого монастыря игумена Митрофана, казначея – священника Преображенской кладбищенской церкви Александра Делицина и делопроизводителя – священника Рождества Богородицкой церкви Димитрия Бажанова [46]. 17 августа 1895 г. состоялось торжественное открытие приюта, в который были определены: вдова священника Христорождественской церкви г. Лебедяни Елена Рождественская с больным сыном – заштатным священником Иоанном Рождественским, вдова диакона с. Ищеино Лебедянского уезда Надежда Простосердова, дочь умершего псаломщика Христорождественской церкви г. Лебедяни Мария Орловская, вдова священника с. Чермных Темниковского уезда Евдокия Соколова и ещё четыре заштатных псаломщика Козловского и Тамбовского уездов. Экономом приюта был назначен диакон Старо-Казанского собора г. Лебедяни Стефан Андреев [47]. Впоследствии делами епархиального приюта заведовал совет в составе священника Ф. Поспелова, священника В. Херувимова и В. Матвеева под председательством священника Василия Яхонтова [48]. Работа по призрению престарелого и нуждающегося в том духовенства была налажена достойным образом, о чём свидетельствует посещение приюта в 1899 г. епископом Тамбовским и Шацким Георгием (Орловым): «Всё осмотренное оказалось в полном порядке: помещения приличные и содержатся в порядке и чистоте, все необходимые принадлежности – спальные, столовые и другие хозяйственные вещи имеются в надлежащем количестве. Преподавши архипастырское благословение призреваемым, Владыка сказал им назидательную речь о том, что они должны благодарить Бога за доставленный им покой, молиться за благотворителей и учредителей сего приюта, а между собою жить в мире и христианской любви, избегать сплетней и пересудов и больше заботиться о душе своей, постоянно вспоминая о будущей своей судьбе за гробом» [49]. Другие тамбовские владыки также считали своим долгом при посещении Лебедяни осмотреть приют епархиального ведомства. Так, в 1911 г. епископ Тамбовский и Шацкий Кирилл (Смирнов) при посещении приюта, который помещается «в довольно обширном, светлом и чистом деревянном доме», совершил в нём «…литию о здравии призреваемых, преподал им благословение и просил усердно молиться Богу и жить между собой в мире и согласии. На вопрос архипастыря, хорошо ли живётся призреваемым, все они ответили, что своею жизнью вполне довольны» [50]. В 1915 г. приютом для престарелых и бедных лиц духовного звания руководил совет в следующем составе: председатель – протоиерей Василий Кириллович Яхонтов (г. Тамбов), члены – священники Феодор Константинович Поспелов, Митрофан Иванович Дроздов, Михаил Виссарионович Калугин, Василий Иванович Херувимов и Андрей Николаевич Черменский, эконом – диакон Филипп Нечаев. Приют занимал одноэтажный деревянный дом, обложенный кирпичом. Размеры дома: 24х24 арш., высота 6 арш. В доме было 17 больших окон, 3 меньших и двое сеней размером 9х3,5 арш., высотой 4 арш. и 6х4 арш., высотой 6 арш. Рядом деревянный флигель размером 20х8 арш., высотой 4,5 арш. В нём 10 окон. Хозяйственные постройки: кирпичная кладовая 8×7 арш., высотой 3,5 арш., кладовая деревянная, ледник кирпичный, сарай и баня [51].
Богадельни содержалась за счёт городских доходов, а попечителями их были, как правило, лебедянские купцы. В канун революции 1917 г. попечителем мужской богадельни состоял купец Митрофан Алексеевич Попов, а женской – мещанин Пётр Иванович Маслов [52].
Лебедянское духовенство заботилось не только о попечении неимущих и престарелых, но и о духовном здоровье и нравственности всего населения, которого по переписи 1897 г. в городе насчитывалось 13 400 человек [53]. В это время при Казанском соборе Лебедяни действовало общество трезвости [54]. При храмах и монастырях города и уезда работали воскресные и церковно-приходские школы, во всех учебных заведениях священнослужителями преподавался Закон Божий. Одним из таких законоучителей в конце XIX – начале XX в. был отец писателя Е.И. Замятина настоятель Покровской церкви Лебедяни Иоанн Дмитриевич Замятин.
В 1915 г. законоучителем в лебедянской мужской гимназии состоял священник Иоанн Григорьевич Смирнов, в женской – священник Владимир Иоаннович Бредихин, в высшем начальном училище – священник Димитрий Васильевич Синцеров, в городских мужском и женском приходских училищах – священник Димитрий Константинович Бажанов [55].
Лебедянь довольно часто посещали правящие архиереи Тамбовской епархии, что всегда становилось заметным явлением в церковной жизни города и уезда. Но поистине самым выдающимся в этом ряду событий стал приезд в 1908 г. в Лебедянь Высокопреосвященного Владимира (Богоявленского), митрополита Московского и Коломенского, будущего священномученика.
Владыка Владимир, в миру Василий Никифорович Богоявленский, родился 1 января 1848 г. в Малой Моршке Моршанского уезда Тамбовской губернии. В истории Русской Православной Церкви Владыка Владимир остался единственным архиереем, который поочередно занимал три главных кафедры – Московскую, Петербургскую и Киевскую, будучи при занятии двух последних Первенствующим членом Святейшего Синода.
Тогда же, летом 1908 г., Владыка Владимир приехал в Лебедянь к своим ближайшим родственникам, среди которых был и настоятель Троицкого храма с. Куймань Лебедянского уезда Василий Яковлевич Земляков, женатый на Анне Никифоровне Богоявленской. В детские и отроческие годы будущий митрополит подолгу жил у них в Куймани, многократно бывал там и в зрелые годы. В Лебедяни проживали и другие многочисленные родственники Владыки, в том числе муж племянницы, будущий настоятель лебедянского собора Димитрий Григорьевич Высоцкий. Воспоминания о приезде Владыки Владимира в Лебедянь и Куймань оставил инспектор народных училищ Лебедянского уезда Николай Васильевич Пустошнов, к тому времени женатый на внучке Высокопреосвященного митрополита Московского и Коломенского: «Приезд Владыки Владимира был приурочен к празднованию пятидесятилетия пастырского служения протоиерея куйманского храма Василия Яковлевича Землякова, женатого на родной сестре митрополита. Само празднование было назначено на 27 июля в Куймани. Однако уже 25 июля 1908 года Владыка Владимир, оставив свои московские дела, прибыл поездом в Лебедянь. На станции его торжественно встречали хлебом-солью первые лица города, родственники и духовенство. Под радостный перезвон колоколов всех храмов Лебедяни Владыка прибыл к Соборной Казанской церкви. Встреченный здесь настоятелем собора протоиереем Д. Высоцким, игуменом Троицкого монастыря и вторым священником собора И. Вишневским, он проследовал в переполненный народом храм.
Люди до предела заняли всё немалое пространство собора, некоторые разместились даже в проёмах окон, а ещё многие толпились во дворе церкви. Владыка произнёс горячую речь, в которой высказал с молитвенной благодарностью Господу, что ещё есть на Святой Руси места, где осталась неприкосновенной вера, где сохранилось во всей чистоте благочестие, где живо всё то, что свято и дорого для православного русского человека.
Речь Владыки закончилась обычным многолетием, оглашённым отцом диаконом, и многолетием, провозглашённым лично Преосвященным Владимиром благотворителям, украсителям храма и всем православным христианам. Под звуки хора Владыка долго благословлял народ.
Никогда ещё в соборе не собиралось вместе столько жаждущих помолиться вместе со святителем Московским, Высокопреосвященным митрополитом Владимиром и принять от Владыки благословение. «Какое впечатление произвел на Вас, Владыка, храм наш?» – спросил настоятель собора при выходе из церкви. «Мне всё казалось, – ответил митрополит Владимир, – что я благословляю народ в храме Христа Спасителя в Москве, так благолепен ваш собор и так усердно он посещается верующими».
Из собора Владыка направился в дом своего племянника протоиерея Димитрия Высоцкого, где его встретили хлебом-солью дочь и зять священника Мария Дмитриевна и Николай Васильевич Пустошновы. «Здесь с родственниками своими, должностными лицами и почётными гражданами Лебедяни и разделил Владыка предложенную трапезу. Однако ему не терпелось попасть к конечной цели своего визита – в Куймань, куда он и прибыл в седьмом часу вечера» [56].
Пройдёт всего несколько лет, и 25 января 1918 г., на второй день после занятия Киева большевиками, Владыка Владимир примет свой мученический конец от рук палачей-богоборцев. А 4 апреля 1992 г. Архиерейским собором Русской Православной Церкви митрополит Владимир (Богоявленский) будет причислен к лику святых в сонме новомученников и исповедников Российских.
Лебедянь же революцию 1917 г. и события Гражданской войны пережила без особых потрясений, если не считать прогремевшего в декабре 1917 г. на всю епархию убийства священника с. Большие Избищи Николая Некрасова. Вот как описывал это злодеяние современник: «Благочинный 3-го Лебедянского округа протоиерей Василий Ситовский в январе сего года вошел к Его Преосвященству с рапортом о том, что в с. Большие Избищи Лебедянского уезда, убит 22-го минувшего декабря выстрелом из револьвера священник на диаконской вакансии о. Николай Некрасов. Убийство совершено в 7 часов вечера. Убийцы явились под предлогом пригласить его приобщить больного, и когда о. Некрасов вышел в сени, то к нему подошёл один из убийц с завязанным до половины лицом и потребовал денег, угрожая револьвером, и после отказа со стороны о. Некрасова он в упор выстрелил в последнего. Пуля прошла через сердце и вышла под угол левой лопатки. Покойный при помощи жены всё-таки успел войти в дом и тут же у порога прихожей упал мёртвым. Убийцы, забрав деньги, по показанию жены убитого, около 70 р., и дамскую шубу на кенгуровом меху, скрылись и пока не обнаружены. Убитому священнику о. Некрасову 29 лет, в семействе у него остались жена, дочь, мать…» [57]
Другими заметными событиями в истории Лебедянского края в это смутное время стали рейд Мамонтова в 1919 г., когда на несколько дней был захвачен город, а также жестоко подавленное властями восстание местных крестьян, возмущённых политикой продразвёрстки.
В первые послереволюционные годы верующие и духовенство Лебедяни ощутили на себе последствия новой жёсткой политики советской власти по отношению к Русской Православной Церкви. Церковь была лишена собственности, официально закрыты монастыри, отменено преподавание Закона Божьего в учебных заведениях, церковно-приходские школы изъяты из ведения приходов. Вместе с тем Церковь лишилась права регистрации актов гражданского состояния и у приходского духовенства изъяли метрические книги. Церковь оказалась и в трудном материальном положении: в стране война, разруха, недород и голод, не было даже белой муки на просфоры и церковного вина для причастия. Поэтому «…было разрешено совершение Божественной литургии на просфорах из ржаной муки и на ягодных сиропах вместо виноградного вина». Это «…допущено было как крайний компромисс» [58]. Лишённые права собственности церковные общины оказались вынуждены брать в аренду собственные храмы и церковное имущество. Такие договоры аренды были оформлены уисполкомом в январе-феврале 1920 г., часть договоров оформлялась в 1922 г. [59]
Мощным ударом по Церкви стала кампания по изъятию церковных ценностей в 1922 г., инспирированная большевиками после создания искусственного голода в Поволжье. Кампания замышлялась и проводилась как демонстративное ограбление храмов и монастырей, ставящее под сомнение святость Церкви и подрывающее её экономическое положение.
Все 85 храмов уезда были ограблены [60]. Предварительно была проведена агитация, согласно которой люди в Лебедянском уезде голодали: «…из акта представленного куйманским врачом 24.02.1922 г., где законстантировано (так в документе. – Прим. авт.) 7 случаев голодных смертей, до 10 семейств с общим количеством до 40 человек, опухших от голода, в одном с. Павловском» [61]. Одновременно с изъятием ценностей из храмов начали сбор продовольствия, но всё собранное и награбленное предназначалось не для голодающих Лебедянского уезда, а для каких-то других, хотя по официальным данным в уезде голодало 15 000 человек [62]. В апреле 1922 г. в уезде вновь зафиксированы случаи голодных смертей. При этом не удалось найти ни одного документа о реальной помощи голодающим в уезде.
4 марта 1922 г. вышло постановление Президиума губисполкома об образовании губернской комиссии по изъятию церковных ценностей, а 8 марта во все уезды разосланы телеграммы о создании уездных комиссий и приказ затребовать от общин верующих описи имущества, находящегося в арендном пользовании. После этого 22 марта разослана инструкция по изъятию ценностей, дополненная инструкциями о порядке замены общинами отдельных изымаемых храмовых святынь золотом и серебром от 29 марта и инструкцией о транспортировке ценностей от 30 марта. Последней предписывалось изъятие производить «…немедленно, изъятые ценности отправлять в Москву». При этом «никакой реализации ценностей на местах не производится!» [63] Сообщалось, что вагоны предоставляются бесплатно!
Все приказы и инструкции по изъятию церковных ценностей рассылались срочно – по телеграфу. Все указания, в том числе и в виде телеграмм, дополнялись угрозами: «В случае неисполнения в срок, малейшего промедления, незамедлительно приступите к следствию для привлечения виновных к уголовной ответственности» [64]; «Ни один храм не может быть освобождён без изъятия…» [65] За храмами и прихожанами устанавливалась слежка, дабы духовенство и верующие ничего не смогли вынести и спрятать. Начальнику ГПУ было приказано «обратить особое внимание на обнаружение зарытого в землю (под храмами, в монастырях и т. д. – Прим. авт.), т. к. по сообщению центра такое зарывание практиковалось раньше, практикуется и теперь всюду. В Тамбовской губернии, где происходила Гражданская война, должны быть эти т. н. «клады». А. Белобородов» [66].
После такой «обработки» уже в марте 1922 г. Лебедянский уфинотдел отправил в Тамбовский губфинотдел несколько партий церковных ценностей весом: 1) 39 фунт. 19 золот.; 2) 37 фунт. 54 золот.; 3) 38 фунт. 95 золот.; 4) 39 фунт. 34 золот.; 5) 32 фунт. 18 золот.67. При этом деятельность т. н. «агиткомиссии за изъятие церковных ценностей» охватила все волостные и крупные селения уезда. Вот что писал о её работе Лебедянский уком в марте 1922 г.: «Мы не имеем ещё точного учёта этой кампании, но приблизительно бесед, митингов и докладов на эту тему проведено около 80. Усиленно проведённой кампанией мы и объясняем успешность работы комиссии по изъятию церковных ценностей» [68]. Для того чтобы подстегнуть работу комиссий по изъятию ценностей, поощрялись доносы на тех, кто не проявлял особого рвения или шёл навстречу общинам верующих. Тех, кто скрывал церковные ценности, ждал ревтрибунал. «С отбором ценностей в храмах настроение масс ухудшилось», – отмечалось в официальном рапорте в Москву [69]. Судя по всему, и члены комиссий работали с неохотой, особенно не торопились и пытались уклоняться от участия. Так, т. Пупынин под благовидным предлогом отказался от работы в комиссии, а Иванов – представитель агитпропа – по телеграмме, полученной 4 февраля, был назначен в комиссию только 4 апреля [70].
