Продолжение IV главы книги «История Елецкого уезда в конце XVI—XVII веков».
Государевы летние и зимние службы
В 1632—1634 годах Россия вела военные действия с Речью Посполитой. Война, получившая название «Смоленской», была неудачна для России. Ельчане принимали участие в этой войне. Для многих участвовавших в ней мелких дворян она обернулась настоящим бедствием, поскольку большинство помещиков не имели крестьян или владели одним-двумя крестьянскими дворами. Их отъезд на войну означал гибель хозяйства.
Для страны война обернулась тяжелым экономическим кризисом в условиях постоянных набегов крымских татар на южнорусские уезды. На население этих уездов выросло давление со стороны государства.
Рассмотрим основные обязанности ельчан в это время. Из сохранившихся источников известно, что службы их делились на зимние и летние.
Прежде всего, ельчане принимали участие в строительстве крепостей, укреплений и валов. В 30-е годы правительство начинает строительство масштабного сооружения — Белгородской черты. Это мероприятие дорого обошлось местному населению, которое не только строило укрепления, но и переселялось в новые крепости и остроги. Ельчане, например, строили и заселяли город Коротояк, посылались на возведение укреплений и острогов других крепостей, возводимых в Поле [241].
В 1633 году по указу Михаила Федоровича на Талецком броде (в месте впадения реки Талец в Быструю Сосну) в 15 верстах от города Ельца был поставлен небольшой острог [242]. Название крепость получила по речке Талец. Острог строился ельчанами, заселялся ими же и снабжался также из Ельца. Место это было весьма удобное для крепости. Первым талецким воеводой стал Петр Иудович Красников, по всей видимости, из родовитых дворян.
Ельчане заселили Талецкую крепость уже в 1634 году. В 1633—1634 годах здесь возникает Казанская церковь. В эту церковь царем Михаилом было подарено Евангелие. Оно хранится сегодня в Елецком краеведческом музее. Евангелие датируется по приписке в конце книги, где говорится о том, что оно напечатано «в царствующем граде Москве в лето 7141 (1632) месяца ноября в 1 день» [243]. Особое значение имеет приписка, представляющая собой дарственную надпись на листах 16—43. Привожу текст этой надписи: «142 году (т.е. 1633 года от Р.Х.) апреля в 10 день государь царь и великий всея Руси Михайло Федорович пожаловал сию книгу Евангелие в новой в Талецкой острог к церкве Причистые Богородицы Казанские».
Через несколько лет в Талицу был прислан указ о переселении части его жителей в город Коротояк. Местные служилые люди, узнав о том, что их переселяют в Коротояк по-сле окончания жатвы, выказывали свое недовольство воеводе Красникову. На это воевода велел бить четырех «заводчиков» ослопом. После чего несколько недовольных бежали со службы [244].
В 1636 году ельчане возводят новую крепость — Чернавский острог, который также возник на месте брода, образовавшегося при впадении в Быструю Сосну реки Чернавы.
[singlepic id=1416 w=450 h=500]Новая крепость возникла на самой границе с Ливенским уездом. В 1639 году первый воевода Чернавского острога Иван Стремоухов составил чертеж крепости и отослал в Москву. Кроме русских служилых людей Чернаву заселили черкасы.
Чернавские помещики и мелкие служилые люди получили пустые земли в пользование между Елецким и Ливенским уездами. Участок этот, часто разоряемый татарами, не привлекал внимания елецких помещиков. Ливенцы уже много лет косили здесь луга, охотились и ловили рыбу. На этой почве между чернавцами и ливенцами произошел конфликт [245]. Так, в 1637 году 5 июля чернавцы отправились в луга и дубравы сенокосить, «и ливенцы дети боярские собрались многими людьми их били и грабили и сенокосов сбили и сено косить им не дали» [246]. Конфликты и разбирательства между чернавцами и ливенцами продолжались несколько лет.
Строительство укреплений и новых крепостей тяжелым бременем ложилось на плечи служилых людей. Документы позво-ляют нам ближе увидеть процесс переселения в новые крепости [247]. Переселение проходило по царскому указу, в котором заранее указывалось, сколько человек из каких чинов следует переселить. Воевода собирал детей боярских, а также стрелецких и казачьих голов и давал приказ выбрать людей для переселения «на вечное житие». После отбора переселенцев назначались поручители, которые ехали в Москву. В столице им давалось жалование (обычно по 5 рублей на переселенца) и оружие (как правило, карабины) для каждого. Все это привозилось в город. Переезд совершался каждым самостоятельно после выдачи денег и оружия.
Служилый человек ехал на новое местожительство один без семьи. Чаще переселение проходило летом. Приехав, переселенцы поступали под начало местного воеводы и начинали строить новую крепость со всеми укреплениями, а затем и свои дворы. Потом они возвращались за имуществом и семьями. Свои дворы переселенцы оставляли, убрав хлеб осенью. Некоторые в спешке прятали хлеб и имущество под пол избы и возвращались за ним уже потом. Брошенные дворы иногда продавались, но чаще просто бросались.
В новые крепости набирались все желающее. В грамоте в Чернаву читаем: «велено прибирать в стрелецкую и казацкую службу тутошних людей кто похочет: от отцов — дети, от братьев — братья, от дядь — племянники и соседи и подсоседники и всякие вольные люди». Но не все переселенцы уезжали из своего города навсегда. Некоторые возвращались. Число вернувшихся переселенцев в 40—50-е годы составляло в среднем 20—30%. Это были люди не сумевшие, как говориться, «стать на ноги» на новом месте. Они продавали свое имущество, брали в долг, оставались без лошадей и оружия. Теряя свою боеспособность, они били челом государю о своем возвращении назад. Так, из города Коротояк вернулись назад чернавцы (47 человек) «за одиночеством и от бедности».
Другой заботой ельчан была сторожевая служба. Опасности и риск, связанные с патрулированием степной границы, уже описывались выше. Кроме сторожевой службы ельчане служили в вожах. Вожами назывались проводники, разведчики, сопровождавшие русские военные отряды. Их дело было очень опасным, поскольку они первые сталкивались с неприятелем. В 1630 году в Елец пришла грамота выбрать пять елецких казаков в вожи, «чтоб они всякие степные места знали и полевое дело им за обычай» [248]. Выбранным казакам надлежало ехать в Воронеж, куда должен подойти из Астрахани Иван Кондырев «с ратными людьми». Ельчанам было дано жалование — 10 рублей. Вскоре были выбраны казаки для вожевой службы. По новому указу к 10 рублям им было выдано еще по 20 рублей [249].
Кроме того, елецкие казаки и дворяне служили в южных крепостях: Валуйки и Белгород по 40 человек, сменяясь каждый месяц. Провиант и оружие в таких «дальних службах» нужно было иметь свой. Часто возникали трудности с размещением на новом месте. Другая обязанность ельчан — вестовая служба.
Ельчане по-прежнему пахали государеву десятинную пашню. В 1639 году она составила 100 десятин ржи и столько же овса. Этот хлеб ельчане под надзором воеводы сажали, выращивали, потом жали и везли на государево гумно, часть хлеба мололось в амбар, часть на семена. Рожь делили на три части в зависимости от качества. В 1639 году ельчанами было собранно 200 четвертей ржи, на 100 десятинах было ужато 465 копен ржи. Всего в 1640 году в государевых житницах Ельца находилось 540 четвертей ржи [540].
Молотьба государева хлеба осуществлялась в массовом порядке жителями Ельца и уезда: крестьянами и помещиками, посадскими и служилыми людьми, «не мешкая». Воевода лично контролировал весь процесс заготовки хлеба. Служилые люди работали на десятинной пашне неохотно, делали работу кое-как, воровали хлеб, не берегли его от сырости и мышей. В этой связи можно отметить радение о государевом хлебе воеводы Федора Алябьева, который заставил ельчан сделать третий овин [251].
Собранный государев хлеб предназначался для городов и крепостей, которые находились южнее Ельца, где из-за непрерывной татарской войны хлеб почти не выращивали. Доставка хлеба и овса в пограничные остроги и крепости также являлась обязанностью ельчан. С этой обязанностью было тесно связанно струговое дело. Все жители города должны были за свой счет делать струги (небольшие корабли для плавания по рекам), нанимать плотников, заниматься погрузкой хлеба, делать для него рогожные мешки, сопровождать струги до места назначения [252]. Строили коллективно: возили бревна, конопатили, смолили, «и скопами и гвоздьми со всех сторон укрепляли». Когда струги были готовы, их проверяли на воде и только потом грузили хлеб, нанимали гребцов за свои деньги. Несколько служилых людей должны были эти струги сопровождать [253].
Другой обязанностью ельчан было сопровождение переселенцев в новые крепости и города. К этой службе привлекались дворяне, которые в полном вооружении сопровождали каждую семью, ехавшую через степь. Дорога туда и обратно могла занять около двух недель.
Жители Елецкого уезда содержали государевых лошадей для служилых людей драгунского строя. Лошадей надлежало пасти, перегонять и беречь. Ельчане пасли лошадей в районе реки Чернавы вместе с ливенцами [254]. В пограничную крепость Оскол ельчане делали телеги: с пяти человек бралась одна телега [255].
Тяжелым бременем ложился на плечи ельчан государственный оброк (продукты «на государев обиход») [256]. Ельчане сдавали к царскому двору соль, муку, ветчину, масло. К праздникам ельчане варили мед, пиво и вино «для государя» [257]. Ельчане снабжали «добрыми семенами» и хлебом царские вотчинные земли [258].
Ельчане также сопровождали русских, татарских и турецких послов до Азова. Обеспечивали их провиантом и транспортом, отвечали за их безопасность. Кроме того, почти все ельчане платили налоги (сошные, стрелецкие, ямские деньги и проч.). Обязанностью ельчан также были ремонт крепости и строительство укреплений [259].
В 1633 году ельчане били челом Михаилу Федоровичу с просьбой освободить их от части обязанностей [260]. Просьба их не была удовлетворена. В 1639 году ельчане вновь об-ращались к царю с жалобой на тяжелое положение в связи с многочисленностью летних и зимних служб и просили освободить их от ремонта Талецкого и Чернавского острогов [261].
Остановимся на этом документе подробнее, поскольку он позволяет нам окунуться в живую жизнь той далекой эпохи. Ельчане начали свою челобитную следующими словами: «Челом бьют бедные от татарских многих войн и разорения ельчане, дворяне и детишки боярские и поместные атаманишки и есаулишки и казачишки и вдовы и недоросли всем городом». Далее ельчане описывали свое положение в самых мрачных тонах: «а в прошлых годех с елецкого черкасского разорения (т.е. 1618 года — Д.Л.) остались мы наги и босы, и голодны, и безлошадны, и разорены были все до конца… и острог ставили собою; и после черкасского разорения, не по один год острог переставили собою без прибыльных людей иных городов». Со времени нашествия Сагайдачного прошло ровно 20 лет, но ельчане первым делом вспоминали именно это событие.
Далее в челобитной описываются главные беды ельчан: «И ныне мы от татарских воин разорены, многие наша братия детишки боярские живут смежно со своих кученок, по чужым кучам, а иные позбрели в твои государевы новые города и в солдаты по местам в боярам в полки, и твои государевы всякие летние и зимние службы служим безпрестанно: в городах на вестях живем и на сторожах стоим и в походы ходим, и твой государев десятинный хлеб на тебя, государя, пашем…». Значение слова «кучи» в данном отрывке не совсем ясно, вероятно, здесь служилые люди подчеркивали свое бедственное положение, которое вынуждает их жить совместными группами.
[singlepic id=1403 w=450 h=500]Но десятинной пашней, татарскими набегами и сторожевой службой беды ельчан не ограничивались: «И до Азова мы в станицах конны хаживали, — продолжают ельчане в своей челобитной, — до твоих государевых посланников и крымских послов до Торца коньми провожали, и под твою государеву крымскую посылку и под казну и под окольничих до Оскола емлють с нас подвод по сороку и по пятидесяти, а подводы ставяться нам до Оскола под твою государеву крымскую посылку… и под казною… по два рубля и больше. И по многие годы твой, государев хлеб, рожь и овес, в прежних годех на Оскол важивали, а подводный наем нам до Оскола ставиться тож и по два рубля…». Все эти мероприятия дорого обходились елецким служилым людям. Возить хлеб и деньги в Оскол было делом опасным, но самое неприятное то, что все эти многочисленные обязанности отрывали от своего поместья, от хозяйственных забот. Участие в военном походе — это только полбеды, даже в условиях отсутствия войны дворяне Юга Росси вынуждены были нести массу служебных обязанностей и отражать постоянные татарские набеги.
Далее ельчане делали заключение: «И от тех дальних многих служб, и от стругового дела и от подводных наймов (т.е. от подвод), и от татарского разорения мы стали все скудны, бедные многие наши братия, какие свои кучи, набрали по твоим государевым городам, которые жили с нами вместе и те на твоей государевой службе померли под Смоленском в солдатех, а иные разбрились по твоим же государевым, по новым городам… И ныне нам пристала твоя государева летняя служба…». Таким образом, ельчане указывали на то, что продолжать нести летние службы они не в силах. Ельчане также просили освободить их от работ на Талецком и Чернавском острогах.
На челобитной ельчан была сделана помета следующего содержания: «Государь пожаловал за нынешние суда, что делали, дать деньги из елецких из кабацких доходов, а что б помогать делать Талецкого и Чернавского остроги, в том отказать, потому что те остроги устроены для заступы Елецкого уезда многим городом, а будет учнется ослушание и делать не учнут, и всем будет большое наказание».
Государевы службы были тяжелы, и измученное население роптало. В таких условиях елецким воеводам приходилось все трудней заставлять ельчан выполнять многочисленные обязанности.
За разговорами в гостях неизменной темой бесед становились жалобы на государевы службы, налоговый гнет и воеводу. У некоторых ельчан зарождались мысли о том, каким образом можно приспособиться к такой жизни. Другие, напротив, считали, что необходимо жаловаться государю на свои нужды.
Постепенно появлялись люди, готовые помочь воеводе организовать «зимние и летние службы», обеспечить выполнение государственных повинностей, сбор хлеба и денег, ремонт крепости. Помощь эта была, конечно, небескорыстной. Так, в уездном обществе появлялись «советчики» воеводы и его противники, которые больше самого воеводы ненавидели тех немногих ельчан, помогавших ему.
Вскоре в Ельце образовалась группа, помогавшая воеводе в его нелегком деле. Члены этой группы, конечно, пользовались своим положением. Эта группа состояла из четырех дворян, казака, двух священников и «казачьего дьячка» [262]. Понятно, что первое место тут отводилось дворянам. Лидером группы стал Дмитрий Снетин.
Дмитрий Дмитриевич Снетин не являлся коренным жителем Ельца. Он появляется здесь только в 30-е годы [263]. Вначале Снетин мало отличался от большинства своих сослуживцев, служил на коне с самопалом и саблей. Его земельный оклад составлял 250 четвертей. Но уже в 1646 году Дмитрий Снетин был заметнее и богаче своих соседей по селу Никитскому, где располагалось его поместье. Он имел новые хоромы, большой двор. На его земле проживали девятнадцать крестьян и бобыль. Тогда же он получил чин «дворового сына боярского» [264]. Чин дворовый давался как знак особого выделения из общей массы дворян уезда. Дворовые считались особенно надежными, им давались поручения, платилось большое жалование. Понятно, откуда взялись эти хоромы и чины. Снетин «дружил» с воеводой, оказывая тому «радение» и услуги. Воеводы, приезжавшие в Елец, ценили Снетина, как энергичного и жесткого исполнителя их воли.
Второй участник группы, Иван Иванович Перцев, — представитель елецких помещиков, предки которого приехали сюда еще в начале столетия. Его материальное состояние можно назвать «средним». В 1630 году он владел небольшим поместьем в 35 четвертей, а на его землях проживали три крестьянина [265]. К 1640 году его положение становится заметно лучше. Его земельный оклад составил 200 четвертей, а размер поместья 150 четвертей [266]. Он пользовался авторитетом у сослуживцев и доверием властей. Иван Перцев составлял мерные записи для распределения пустошей [267]. На его землях проживали восемь крестьян. Он, так же как Снетин, имел чин дворового [268]. Перцев был первый помощник Снетина во всех его начинаниях и трудах.
Третьим представителем «друзей воеводы» был Василий Никитич Козлов. Он не был коренным жителем Ельца и один раз фигурирует в документах как курянин. Он появился в Ельце в 1646 году. В 1648 году Козлов был послан в Крым, вероятно, сопровождать посольство.
Гораздо лучше известна биография Михаила Третьяковича Сухинина. Он родился в 1615 году. Через три года казаки Сагайдачного убили его родителей, и он стал сиротой. Крестьяне его отца разошлись, но земли в 100 четвертей за ним числились. Он жил у соседей в большой нужде. С большим упорством он наживал себе имущество и был готов на все, чтобы жить лучше своих соседей. В 40-е годы его мечты на этот счет стали сбываться. На его земле проживали ужу три крестьянина [270]. У него был новый дом, хозяйство. Но досталось это ему отнюдь «не трудом праведным», а деньгами и «посулами», которые собирал он в свой карман, выполняя поручения воевод.
Другой представитель группы — поместный казак Степан Никитич Долгий был еще молодым человеком. Согласно официальным документам он имел небольшое поместье в 30 четвертей, но на его земле проживали четыре крестьянина [271]. Ему едва ли было 30 лет.
Про других участников правящей группы сказать, что-либо сложно. Это два «вдовых попа» Трофим и Алексей и «казачий дьячок» Мартинов.
Биографии членов группы Снетина показывают, что это были люди, с точки зрения государства вполне благонадежные: двое имели чин дворовых, привлекались к особым поручениям, их нельзя назвать очень богатыми, но на общем фоне их материальное положение в уездном обществе было лучше остальных. В документах есть также упоминания о «советниках» Снетина и его группы, это местные помещики числом около 10 человек.
Группе Снетина воеводы поручали самые разные задания: организовать ремонт стен, собрать с населения хлеб и перевести его в степные города, изготовить рогожные мешки, собрать налоги, обеспечить поставку спиртного и продуктов ко Двору «на государев обиход» и прочее.
Нещадно и жестко действовали «снетинцы», однако поручения воеводы выполнялись. Но не забывали «друзья воеводы» и о себе. Собирая подати, они не платили их сами, заготовленный для ремонта стен города лес частью везли себе на хоромы.
Негодование ельчан росло. Большинство служилых людей отказывались вообще выполнять какие-либо службы, требуя справедливого их распределения.
В середине XVII века ярко заметен еще один важный процесс, связанный с социальным расслоением елецкого дворянства. Когда-то единая сословная группа, на которой держались русская армия в военном походе и порядок в уезде, рассыпалась на части. Появилась небольшая служилая элита, обеспеченная материально, имевшая крестьян, дворовых слуг и стабильный доход с поместий. Большинство елецких дворян, разорившись, жили своим двором и назывались «однодворцами». Численность однодворцев росла с каждым годом.
Ляпин Д.А. История Елецкого уезда в конце XVI—XVII веков. Научно-популярное издание. — Тула: Гриф и К, 2011. — 208 с.
Источник http://vorgol.ru/istoriya-eltsa/istoriya-uezda-16-17-v/gosudarevy-sluzhby/
Примечания:
241. РГАДА. Ф.210, Столбцы Белгородского ст. Д.327. Л.197.
242. Там же. Оп.12. Д.9. Л.202.
243. Ляпин Д.А. Евангелия XVII—XVIII вв. из фондов Елецкого краеведческого музея // Вестник ЕГУ. Серия: История. Археология. Вып.3, Елец, 2008. С.170—188.
244. РГАДА. Ф.210. Д.567. Л.505.
245. РГАДА. Ф.210. Д.275. Л.247, 252.
246. Там же.
247. Далее излагается без ссылок по документам: РГАДА. Ф.210. Д.275. Л.63—70, 186, 188, 191, 231 и др.
248. РГАДА. Д.275. Оп.1. Л.27-28.
249. Там же. Л.26, 28.
250. Там же. Ф.210. Оп.1. Д.122. Л.1-5.
251. Там же.
252. См.: АМГ. Т.II, СПб., 1894. С.109-110.
253. РГАДА. Д.275. Оп.1. Л.21.
254. Опись архива… С.270.
255. РГАДА. Ф.210. Оп.1. Д.229. Л.2.
256. Там же. Л.2-3.
257. Там же.
258. Заозерский А.И. Царская вотчина XVII века. М., 1937. С.104.
259. РГАДА. Ф.210. Оп.1. Д.229. Л.2.
260. Там же.
261. АМГ. Т.II, СПб., 1894. С.109-110.
262. РГАДА. Ф.210, Белгородский стол. Д.229. Л.1—210.
263. Там же. Д.122, Белгородский стол. Л.11.
264. Там же. Ф.1209. Оп.1. Д.135. Л.276 об.; Ф.210. Оп.4. Д.86. Л.8.
265. Там же. Ф.1209. Оп.1. Д.133. Л.621 об.
266. Там же. Ф.210. Д.122, Белгородский стол. Л.11.
267. Котков С.И., Коткова Н.С. Отказные книги. М., 1977. С.43, 86, 87, 101, 114.
268. РГАДА. Ф.1209. Оп.1. Д.135. Л.117 об.; Ф.210. Оп.4. Д.86. Л.9.
269. Там же. Ф.210. Оп.4. Д.86. Л.290.
270. Там же. Ф.209. Оп.1. Д.133. Л.99.; Ф.210. Оп.4. Д.86. Л.140.
271. Там же. Л.1324 об.; Ф.210. Оп.4. Д.86. Л.279 об.
Статья подготовлена по материалам книги Д.А. Ляпина «История Елецкого уезда в конце XVI—XVII веков. Научно-популярное издание», изданной в 2011 году под редакцией Н.А. Тропина. В статье воспроизведены все изображения, использованные автором в его работе. Пунктуация и стиль автора сохранены.
