В 1804 г. после смерти родной сестры Екатерины подвижница избрала путь юродства, но по настоянию других её современников-подвижников священника Иоанна Жданова, затворника Илариона Троекуровского и старца Иоанна Тимофеевича Каменева оставила юродство. К тому времени долгие размышления, весь её духовный опыт и общение с задонским затворником Георгием Машуриным склоняли её в пользу уединённого образа жизни. В 1819 г. Мелания затворилась в своей келии на Каменной горе, встав на путь духовного подвига затворничества. Почти всё время Мелания проводила в молитве, иногда принимая посетителей, коим давала мудрые духовные советы и наставляла на богоугодные дела. Прославилась подвижница далеко за пределами Елецкого уезда своей прозорливостью. Скончалась она 11 июня 1836 г. и погребена при огромном стечении народа на старом монастырском кладбище. Вскоре после кончины Мелания стала почитаться за свою святость, а могила её была местом паломничества огромной массы верующих — по затворнице служили панихиды, в молитвах просили её заступничества. Сохранились свидетельства о чудесах, совершившихся от молитвенного обращения к блаженной Мелании, — исцелениях от недугов, благодатной помощи от её портретов, могильной земли. Над могилой Мелании позднее была сооружена чугунная часовня, увенчанная золотым крестом. Сохранившиеся документы Елецкого антирелигиозного музея свидетельствуют о том, что в 1917 г. активно шёл процесс подготовки канонизации затворницы Мелании. [50]
Другая знаменитая подвижница из Знаменской обители — монахиня Магдалина (в миру Софья Михайловна Иванова) — родилась в 1827 г. в Москве. По окончании в 1845 г. Николаевского института она поступила гувернанткой в семью богатых москвичей, затем в помещичью семью в Воронежской губернии. Через два года семья переехала в Воронеж. Здесь под влиянием своей сестры и хозяйки дома, в котором она работала, будущая подвижница впервые обратилась к чтению духовной литературы, в частности, писем затворника Задонского Богородицкого монастыря Георгия (Машурина). А после посещения службы архиепископа Воронежского Иосифа в церкви архиерейского дома в её душе произошёл духовный переворот, после чего она и решила посвятить свою жизнь служению Богу. Но святитель Феофан Затворник, с которым Софья Иванова вступила в переписку, посоветовал ей, прежде чем поступать в монастырь, испытать себя в течение 7 лет.
На богомолье в Киеве Софья познакомилась с монахиней Елецкого Знаменского монастыря, которая устроила её на работу в богатую семью в Ельце. Выполняя обязанности, она стала готовиться к поступлению в монастырь, ожидая окончания испытательного срока, назначенного святителем Феофаном. Шесть с лишним лет Софья Иванова ежедневно посещала церковную службу, читала духовные книги, работала для бедных и принимала странников, проводя Великий пост в Знаменской обители.
В 1862 г. она поступила в число насельниц Знаменского монастыря, ей было определено послушание письмоводителя и сбор сведений о жизни знаменитой подвижницы Мелании. Сестра София отличалась подвижнической жизнью и приверженностью к аскетическим условиям в быту, посвящая всё своё время посещению церковных служб, строгому посту и постоянной молитве. Продолжала она переписку со своим духовным отцом епископом Феофаном, затворником Вышенским, называвшим её «огненной монахиней». В 1867 г. она была пострижена в рясофор. Сильно простудившись и поняв, что уже не встанет с постели, Софья Михайловна Иванова приняла монашеский постриг и тут же схиму с именем Магдалина. Скончалась матушка Магдалина 1 апреля 1869 г. 42 лет от роду и была погребена рядом со схимницами Знаменского монастыря.
В ряду насельниц Знаменской обители, прославившихся далеко за пределами Ельца, следует назвать и монахиню Моисею (Лялину) — дочь полковника Владимирской губернии, окончившую Московский Николаевский институт и поступившую в монастырь в 1881 г. В 1882 г. она была облечена в рясофор, в 1887 г. пострижена в мантию, а уже через два года назначена настоятельницей Ливенского Марии-Магдалининского монастыря. Впоследствии игумения Моисея управляла Виленским Марии-Магдалининским монастырём, где проявила себя опытной в духовной жизни наставницей и умелым администратором, уподобившись многих церковных наград. [51]
Но не только своим благочестием и подвижничеством славились насельницы Знаменской обители. Елецкие монахини на протяжении XIX — нач. XX в. слыли самыми искусными кружевницами. Их руками создавались настоящие произведения искусства и в живописной мастерской монастыря, открытой в 1879 г. для обучения искусству молодых послушниц. [52]
В годы Первой мировой войны Знаменский монастырь создал в своих стенах приют для 20 девочек — детей беженцев и заботился о них. [53]
Знаменский монастырь был местной достопримечательностью, которую считали своим долгом посетить многие проезжавшие через Елец знаменитости — Л.Н. Толстой, В.И. Аскоченский, В.И. Немирович-Данченко и др. Последний писал: «Есть женский монастырь в Ельце, монастырь в высшей степени интересный и заслуживающий посещения. Там почивает подвижница Мелания, там существует рисовальная школа, разумеется, маленькая, есть красивый собор, и, главное, оттуда виды такие, что художник, разумеется, позавидовал бы инокиням». А вот как описывал он сам монастырь: «Каждый дом строился не по общему плану, не на один раз для всех утверждённому рисунку, а как хотелось его хозяйке. То узенький, в два этажа, по два, по три окна в каждом, то низенький и длинный, то с высокими, острыми, то пологими крышами. И всякая клетушка чувствует свою соседку локтем. Постаревшие осесть, покривиться не могут — рядом стоящие крепко держат их под руки. Каждый домик в свою краску расписан: голубые, зелёные, красные, серые, бревенчатые, тёсом обшитые, — но все с крылечками в наружу, то под пёстрым навесом, то совсем простенький. Между ними несколько побольше и пощеголеватее, железом крытые с рядами окон, закрывших свои ставни, точно заснувших, низко опустив веки. Перед некоторыми — палисадники».
Великий русский писатель И.А Бунин писал в автобиографическом романе «Жизнь Арсеньева»: «…Монастырь так и сиял против солнца мелованной белизной своих стен, а из калитки его ворот выходила молоденькая монашка в грубых чёрных башмаках, в грубых чёрных одеждах, но такой тонкой, чистой, древнерусской иконописной красоты, что я, пораженный, даже остановился…»
С не меньшим, а может, и большим уважением относились к девичьей обители ельчане. Верующие по воскресным и праздничным дням посещали и службу в монастырской церкви, и спешили поклониться могилке блаженной Мелании, и обращались к старицам за духовными советами, разрешениями своих жизненных недоумений. Любопытные воспоминания о посещении Знаменского монастыря перед самой революцией оставил ельчанин К.В. Скуфьин: «…У моей мамы была родственница в женском монастыре. Один раз мы отправились к ней на целый день… День был праздничный, один из Спасов, и вся площадь перед монастырём и прилегающие улочки были сверх предела заполнены ярмаркой … мы направились к монастырю, окруженному каменной стеной и тыловой безоконной стороной различных строений в белой штукатурке. Над воротами в стене была большая икона. С обеих сторон ворот сидели нищие…
За воротами, в которые мы вошли перекрестившись, было нечто вроде короткого туннеля под строением. Далее был обширный двор, вымощенный булыжником, сквозь который пробивалась травка. Двор был заполнен группой людей, пришедших с ярмарки ещё и помолиться. Прямо перед нами была белая церковь с колокольней, а по краям шли кельи для монашек. В церкви, видимо, шла непрерывная на время ярмарки служба, время от времени позванивали колокола. Мы зашли в церковь, постояли минут десять, поставили одну свечку, а потом пошли к нашей родственнице, которая жила на втором этаже. Помню небольшую спаленку с одним окном и небольшую кухоньку, в которой можно было разогреть обед, приготовленный в общей кухне внизу. Мы расположились в довольно просторной двухоконной столовой с видом на ярмарку через стену. В ней был небольшой стол, иконы в углу, литография святых мест, стулья, покрытые холстинными чехлами, пяльцы для вышивания в углу у входа, на полу плетёные из лоскутных лент постилки. Всё было очень скромно, чисто, аккуратно…»
Но все красоты духовного подвига сестёр и внешнего вида самой обители не помешали советской власти уничтожить монашеский городок на Каменной горе. После революции 1917 г. служба в Знаменском соборе монастыря ещё продолжалась, и монахини продолжали какое-то время жить по монастырскому уставу.
С 1917 г. в Знаменском соборе служили протоиерей Владимир Павлович Кавказский и иерей Исидор Васильевич Павлов. Во главе с игуменией Антонией в кельях монастыря продолжали жить насельницы, не желавшие покидать святую обитель. Но с каждым годом становилось всё трудней. Гонения на монастырь начались сразу после революции. Власть стремилась разрушить монашескую жизнь, максимально усложнить существование монашествующим и, в конечном итоге, закрыть монастырь.
В июне 1918 г., выполняя постановление Елецкого совдепа, матушки были вынуждены сдать в экономический отдел Комиссариата земледелия 4 лошади, 4 телеги, пролётку, шарабан, тележку и сбрую. [54] В августе того года в монастыре хозяйничал продотряд — были отобраны небольшие запасы продовольствия, а вскоре после этого монастырь лишился своей земли, то есть средств к существованию.
21 июня 1919 г. на заседании пролетарской коммуны, расположенной в Троицком монастыре, было предложено создать второе её отделение и занять для этого Знаменский монастырь. [55] Но по каким-то причинам задуманное так и не было, к счастью, совершено. В марте 1920 г. был поднят вопрос о закрытии монастыря, но инициатива эта тогда никем не была поддержана. [56]
В 1922 г. из Знаменского собора была изъята серебряная церковная утварь весом 38 фунт. 45 золотн. [57] А в 1923 г. для созданного в 1922 г. Елецкого пролетарского музея забрали из ризницы Евангелие времён патриарха Иоакима и минеи нач. XVII в. [58]
Видя в монахинях Знаменской обители и продолжавшейся жизни монастыря непосредственную угрозу для нового строя, советская власть пыталась настроить жителей Ельца против монашествующих, но безуспешно. Чтобы сохранить за собой жильё, монастырский уклад и получить пропитание, монахиня Маврикия (Лютикова) по благословению матушки Антонии и о. Владимира Кавказского создала трудовую артель, зарегистрированную в отделе кустарной и мелкой промысловой кооперации при орловском Губсовнархозе и Губземотделе за № 1087 от 4 августа 1922 г. Но из 300 бывших насельниц монастыря трудиться в артели согласились лишь около 160, остальные посчитали невозможным для себя такой вариант взаимоотношений с безбожной властью. [59] На какое-то время матушек оставили в покое и даже использовали их труд для пошива белья для армии и плетения верёвочной обуви, снабжая за это продуктами. В 1926 г. часть монахинь создала вторую артель, которая входила в состав Елецкого союза кружевниц, специализируясь на плетении кружев, прядении пуха и т. п.
В целом жизнь в монастыре мало изменилась. До последних дней руководили обителью игумения Антония, благочинная София (Ершова), казначея Гавриила, уставщица Юлия. Без благословения матушки Антонии по-прежнему ничего не делалось, а во время службы её продолжали поминать как игумению. Монастырь продолжал оставаться островком церковного благолепия и центром религиозной жизни. До 1923 г. в монастыре открыто проходили пострижения. Впоследствии постригали тайно и не в храме, а в кельях. Последний из известных постригов совершил в 1928 г. иеромонах Ювеналий (Булгаков) — 16 июля 1928 г. умиравшая монахиня Елизавета (Похачева) приняла схиму. [60]
Однако ещё в 1924 г. игумения Антония и протоиерей Владимир Кавказский были арестованы и некоторое время содержались в орловской тюрьме. Суд отпустил их, и они вернулись в Елец, однако матушка Антония была «нервноразбитой и совершенно неспособной к управлению».
Во второй половине 1920-х гг. ещё более углубился раскол среди насельниц монастыря, вызванный распространением в Центральном Черноземье «иосифлянства» — движением внутри Русской Православной Церкви, сторонники которого во главе с митрополитом Ленинградским Иосифом (Петровых) оказались в оппозиции к заместителю патриаршего местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому), выпустившем в 1927 г. свою т. н. декларацию. В ней митрополит Сергий заявил о лояльном отношении церкви к советской власти, что встретило открытое сопротивление среди части епископата и духовенства. Часть матушек Знаменского монастыря открыто поддержали правую оппозицию митрополиту Сергию, которую в нашем регионе представлял епископ Воронежский Алексий (Буй). А после ссылки епископа Алексия в Елец в 1928-1929 гг. многие монахини перестали посещать богослужения в Знаменском соборе обители и стали ходить во Владимирскую церковь в Чёрной слободе, где служили сам Владыка Алексий и его сторонники — игумен Питирим (Шумских) и о. Сергий Бутузов. Известно и о поддержке, которую оказывали каменногорские матушки епископу Елецкому Николаю (Никольскому), отличавшемуся резким неприятием советской власти. После кончины в 1928 г. Владыки Николая именно сестры Знаменского монастыря переписывали и распространяли рукописное «Житие епископа Елецкого Николая», в котором жизнь и смерть Владыки представлены «как сплошные мучения от советской власти». [61]
