Неисчислимы сокровища сказочного творчества у народов СССР. Правда, сказки повторяются, но никогда не бывают одинаковыми. И в этом их прелесть. Творчество национальное, самобытное, сказка неотделима от жизни народа со всеми особенностями его исторического бытия.
На Кавказе в Кабарде записана сказка о Гюлезе и ее брате Инале. У самых синих гор, говорится в сказке, жила девочка. Ее мать умерла. Отец привел в дом мачеху — ведьму. Невмоготу стало жить девочке. Взяла она брата и ушла с ним из дома. Далеко ушли дети. И вот перед ними — песчаная пустыня. Солнце палит и становится все жарче.
— Пить хочу, — говорит брат сестре.
— Потерпи, родной, сейчас до воды дойдем, — отвечает сестра.
Шли-шли — попался им на пути глубокий след от верблюжьей ноги, в нем вода от дождя застоялась.
— Позволь, Гюлез, — говорит брат, — из верблюжьего копытца напиться.
— Не пей, Инал, как коснешься губами заколдованной этой воды, сразу верблюдом станешь.
Стерпел Инал…
Без труда можно узнать в этой истории известную сказку о сестрице Аленушке и братце Иванушке. Повторяется многое. Повторяется эпизод превращения Инала — он стал ягненком, когда испил воды из овечьего следа. Повторяется встреча детей с благодетелем. Пожалел Гюлез некий князь — взял девочку с ягненком в дом, а когда она выросла, женился на ней. В русской сказке купец тоже женится на сироте-красавице и берет в дом ее брата-козленочка. Сходны и другие эпизоды. Ягненок просит утопленную в море сестру:
— Помоги мне, родная сестра:
Слуги точат ножи у костра,
Слуги моют корыто большое,
Слуги ведьме мясное жаркое
Приготовить хотят из меня, —
Нагревают воды из огня.
Помоги мне, родная сестра,
Слуги точат ножи у костра!
В русской сказке брат тоже просит сестру:
— Аленушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок…
Упоминаются и костры и ножи…
У кабардинской сказки такой же благополучный конец, как и у русской.
У других народов СССР тоже известна эта сказка, но всюду рассказывается по-своему. В кабардинском варианте естественным было говорить о верблюжьем, а также — о воловьем и овечьем следе, о синих горах, пустыне. Встреченный детьми на дороге князь едет на фаэтоне. В бытовых подробностях предстает мир, не похожий на тот, о котором говорится в русской сказке, упоминающей дальний путь среди широких полей, купеческие хоромы и другие приметы иной жизни. Но дело не только в деталях. Общие у народов сказочные сюжеты и мотивы запечатлены особенным мировосприятием рассказчиков. Они на свой манер передают жизненные ситуации и сцены.
Соглашаясь идти в дом князя. Гюлез полагается на его обещание-клятву не продавать и не резать ягненка. Именно об этой клятве вспоминает князь, когда ведьмина дочь, принявшая облик Гюлез, требует зарезать ягненка, Князь сказал:
— Разве не ты заставила меня клятву дать, что никогда я его не продам, не прирежу?
Верность слову входит в кодекс морали и чести у всех народов, но в качестве сюжетной мотивировки действия клятва использована именно в кавказской версии сказки о сестре и брате.
Нетрудно убедиться в том, что сказка и у других народов воссоздает этические мотивировки в согласии с народно-национальными традициями, В гагаузской сказке на аналогичный сюжет — «Чимана и Манчу» (она помещена в сборнике) эпизод согласия сестры идти замуж за юношу царевича развернут. Девушка Чимана, влезшая на дерево, чтобы переночевать в безопасности, сошла вниз, когда надо было помочь служанке царевича сварить мамалыгу. Тут-то юноше и представилась возможность упросить Чиману стать его женой. Варьирование действия, его мотивировок, появление иных соответствующих тематических деталей — постоянное свойство национального обновления повсюду распространенных сказок. К сожалению, среди сборников, научных и популярных, еще нет такого, который был бы составлен из сказок на одни и те же сюжеты, но в разных национальных вариациях и версиях. Сходные сказки разбросаны по сборникам, в разное время и у разных народов изданных. От включения их в одну книгу много выиграл бы читатель: перед ним воочию пред-стало бы необычайное национальное своеобразие сказок. В нашем сборнике сказки тоже разные, но иногда встретятся и сказки на сходные или близкие сюжеты.
Помимо прямого сюжетного сходства, у сказок разных народов наблюдается и сходство другого рода. Оно касается идейно-этических основ образного повествования. Близость возникла вследствие общности жизненно-бытовых и исторических условий, в которых формировались сказки. В установлениях, людских законах, укладе жизни у народов много общего. Всюду простой человек работает, строит себе жилище, чтобы укрыться от холода, дождей, жары, борется с теми, кто посягает на его покой и мир. Люди растят детей, передают им, свои знания, смеются над очевидной глупостью. И всюду творцы сказочных историй жили одними с простыми людьми помыслами, одинаково с ними печалились, надеялись на лучшее. Именно эти извечные порядки жизни и стремления, неотделимые от людского бытия, и воссоздают сказки.
Знакомство со сказками с неизбежностью приведет читателя к мысли, что их разнообразие у народов СССР всегда сочетается с единством в важнейших идеях, сюжетных положениях и темах. Все народы и народности единодушны в том, что считать истиной, а что — ложью, что — правдой, а что — обманом, что есть преступление и какое наказание следует злодею. Эти мировоззренческие понятия и представления — незыблемая основа, организующая идейную и сюжетную структуру сказок всех народов.
Комплекс важнейших этических, нравственных идей в особенности охотно излагают сказочники-фантасты. Они любят рассказывать волшебные истории, полные невероятных чудес. Чудеса необычайно разнообразны и у каждого народа свои, но заметно и близкое сходство их. Оно касается основ вымысла.
В украинской сказке «Костынин сын» змей украл с неба солнце и месяц и все звезды и спрятал у себя в подземном царстве. Костынин сын победил многоголовое чудовище и вернул на небо солнце, месяц, звезды, радугу… В молдавской сказке «Фэт-Фрумос, сын охотника, в царстве змея» юноша убил насильника — «три дня погружался тот с воем в земные недра», а на освобожденной земле заструилась вода из пересохших источников, зазеленели поля…
Такие или подобные сказки есть у каждого народа. В них герой всегда идет на подвиг во имя людского счастья, благополучия своих близких, всей земли. Бескорыстие — высшая доблесть свершающего героическое деяние.
В мудрой грузинской сказке «Земля возьмет свое» юноша пожелал себе бессмертия и вдали от родины добился своего, но десятилетия и века пролетели, как мгновения. Многое изменилось вокруг на земле. Захотел юноша, обретший бессмертие, побывать на родине, но уже не застал никого в живых. Затосковал он и по совету волшебницы съел три яблока. После первого состарился юноша, после второго — лишился сил, а отведав третьего — умер. Существуют непреложные законы бытия и не следует человеку желать того, что пойдет во вред. Разлука с близкими и родиной — горе, непоправимое несчастье. Призрачно и непрочно эгоистическое благополучие, каким бы завидным оно ни казалось.
В волшебных сказках выражены мысли народов о счастье и несчастье, о доле и судьбе, о славе и позоре, о труде и лени, о борьбе и покорности и еще много других идей. И каждый народный сказочник дополняет другого, не противореча строю народного мировоззрения, гуманного, располагающего к доброте и деянию на благо родине и людям.
Благодаря вымыслу жизненные обобщения в сказках носят предельно широкий характер. Невероятные, вымышленные истории сознательно предназначались их творцами для самого разного толкования.
Литовская сказка «Рак и ворона», в сущности, ничем не отличается от басни: мораль и поучение есть, но прямо не высказаны.
Летела голодная ворона над озером и поймала рака. Видит он — плохи его дела и сказал:
— Какая ты красавица, воронушка. Таких перышек я ни у кого не видывал!
Ворона промолчала, а рак продолжал:
— Может, у тебя и голосок приятный?
Ворона — ни гу-гу! Но вот рак назвал ворону — «царицей всех птиц». Тут «царица» не выдержала, сказала:
— Ага!
И упустила рака, упал он в озеро.
Как известно, этот сюжет лег в основу басен многих поэтов. И всегда смысл басен был сродни народному, сказочному, и едва ли не заимствован поэтами. Сказочники тоже имели целью показать, как лесть к выгоде льстеца способна лишить восхваляемого ума. Сказки возводят бытовые ситуации и воссоздаваемые коллизии на вершину всеобщих жизненных обобщений. В разной степени эта черта присуща всем сказкам независимо от того, будет ли это сказка-басня, волшебная сказка, сказка о животных, сказка-новелла или какая-нибудь другая любая их жанровая разновидность.
В саамской сказке «Олешка Золотые рожки» говорится, что старик слепил из глины человечка, а тот проглотил старика, потом — старуху с горшками и с обедом, девушек с коромыслом, ягодниц-старух, рыбаков, молодцов с топорами. И неизвестно, что еще натворил бы глиняшка, если бы не олень. Согласился олень с горы прыгнуть глиняному обжоре прямо в рот, да с разбегу и ударил его — тот треснул и развалился. За эту заслугу вызолотили оленю рога.
Трудно отказать сказке в общей идее, но непросто толковать ее. Сказку можно рассказать ради поучения: не следует шутить с делом, имеющим непредвиденные последствия. Сказкой можно осудить обжору, а также явную глупость. Мудрость сказок сродни пословичной. Не случайно у многих народов (в особенности у народов Кавказа, Средней Азии, Сибири, на Севере) встречаются сказки, которые приближаются к типу притчи.
Поэтический строй сказок у каждого народа складывался исторически. Устные сказки — плод творчества, длившегося многие тысячелетия. К XX веку оно пришло, неся на себе груз веков. Сказка была первым воззрением на мир — в ней соединялись миф и религия, искусство и свод практических бытовых наставлений. Устные сказки народов в пору их перемещения в книгу были за-стигнуты на разных стадиях исторической эволюции, успели испытать разного рода народно-племенные и национальные влияния, влияния культур соседствующих народов и межэтнических связей. Отсюда — необычайное разнообразие сказок даже у одного и того же народа, но при всем том национальное своеобразие и художественная сущность сказок у народов СССР несомненны. И при ознакомлении со сказками, включенными в настоящий сбор-ник, читатель это почувствует.
Остается отметить, что еще никогда в истории нашей страны и нашей культуры не было такого большого спроса на сказочную литературу. Этот факт столь важный, что его нельзя оставить без объяснения. В сказках заключен многовековой опыт самого массового, демократического осмысления жизни. Вечные истины сказочного вымысла объемлют огромные пласты труда и борьбы всех народов за лучшие условия бытия. Еще М. Горький первый среди советских писателей отметил высокую социально-классовую и художественную значимость сказок в судьбе и быту, в культуре народов, их истории и главное — для созидания нового общественного уклада. Великий писатель назвал сказки «хорошим, добрым человеческим творчеством», предугадавшим «удивительные подвиги бесстрашия, самоотречения» [1] ради счастья человека на земле. Многотысячные тиражи доказывают жизненность и актуальность сказочной литературы.
* * *
Настоящий, первый том сказок составлен из сказок народов европейской части СССР и Кавказа. Во второй том будут включены сказки народов Средней Азии и Сибири. При составлении сборника учитывались идейно-художественная полноценность записи и публикации, характерность сказки для народа, у которого она бытует. Учитывались качество перевода, а для писательского пересказа — качество обработки: самым важным считалась близость к фольклорному оригиналу. Названными особенностями отбора объясняется некоторая непропорциональность разделов: она ни в какой мере не характеризует качество самого фольклора, а только касается полноты записей и свойства перевода сказок на русский язык.
В примечаниях ко второму тому указаны источники публикуемых текстов, в словаре объяснены местные слова и выражения. Сборник предназначен взрослым читателям, хотя в нем есть и чисто детские сказки.
В. Аникин
Примечания:
1. Русские писатели о литературном труде, т. 4. Л., 1956, с. 168.
