А на Москве и в городе бояром нашим и воеводам и приказным людям той ево домовой Троицкой пустыни игумена и старцов и служек и вотчинных крестьян и бобылей против указу отца нашего государева блаженныя памяти великаго государя царя и великаго князя Алексея Михайловича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца и Соборнаго уложенья ни в чем не ведать, оприч душегубных и татиных и разбойных дел, и никаких доходов на нас, великого государя, не имать, оприч городоваго дела. А стрелецкой хлеб и ямские и полоненичные денги платить на Москве в наших приказех.
Дана ся наша великаго государя царя и великаго князя Феодора Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца жалованная грамота в нашем царствующем граде Москве лета 7188 марта в 1 день» (1680 г., 1 марта). Подлинной грамоты на обороте пишет тако: «Царь и великий князь Феодор Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец. Справил Ивашко Родионов. У той же грамоты Краснова воску печать» [7].
Жалованную грамоту от 1 марта 1680 г. внесли в записную книгу печатного приказа только 31 марта: «Жаловальная грамота по челобитью святейшаго Иоакима патриарха Московского и всеа Русии в Лебедянском уезде на Троицкую Яблонную пустыню и на полянки и на дикие поля з бобылями и со всякими угодьи, что дана вместо звенигородцкой ево вотчины церковных земель Здвиженского монастыря пустоши Козловы с пустошьми девятнатцать пустошей, которые приписаны великого государя к дворцовому селу Павловскому». Подлинник «Жалованной грамоты царя Федора Алексеевича Московскому Успенскому собору на Троицкую Яблонову пустынь в Лебедянском уезде. 1680 г.» в настоящее время хранится в Отделе письменных источников Государственного исторического музея [8].
Приведённые историографические выкладки наводят на мысль о том, что уже с позапрошлого века тезис о принадлежности Лебедянского Троицкого монастыря патриарху Филарету мог быть раз и навсегда закрыт. Но этого не произошло, поскольку историография проблемы должным образом так и не была изучена. Так, в краевой историографии закрепилась ошибка: поскольку в Лебедянском уезде «исстари» была вотчина бояр Романовых, патриарх Филарет из этой же семьи, а Лебедянский Троицкий монастырь был патриаршим, то имя Филарета накрепко связано с монастырем. Существует историографическая традиция полагать, что Феодор Никитич Романов (будущий патриарх Филарет) также был лебедянским вотчинником. Однако эта вотчина находилась далеко за пределами современного Лебедянского района, не говоря уже о Троицком монастыре и Лебедяни. В Лебедянском же уезде находилась вотчина боярина Ивана Никитича Романова (с центром в селе Романово Городище), своим происхождением обязанная вотчине братьев Александра и Василия Никитичей Романовых в Рижском уезде [9].
До 1615 г. вотчина И.Н. Романова с центром в селе Романово Городище (на реке Воронеж) тяготела к Рижскому уезду, и лишь после 1616 г. была включена в состав Лебедянского уезда [10].
Каждая в отдельности из составляющих треугольника «лебедянские вотчинники Романовы – патриарх Филарет – патриарший монастырь» верны, а вот сам треугольник – продукт желаемый, но не действительный. Ситуация довольно забавная, если принять во внимание, что историографический опыт краеведов XIX в. не строился изначально на каких-то легендарных стереотипах, в большинстве своем их просто не существовало – а скорее, наоборот, порождал их. Только буквальное знание о патриархе Филарете и патриаршем монастыре в Лебедянском уезде могло сподобить романтически настроенные головы прийти к другой фантастической формуле: Феодор Никитич Романов постригся в монашество в Лебедянском Троицком монастыре. А дальше – больше: опальный боярин жил в келье нижнего этажа Ильинской церкви Троицкого монастыря и только потом был отправлен в далекий Антониев-Сийский монастырь. Не исключено, что подобная «легенда» могла выйти из стен самого Лебедянского монастыря, воспользовавшегося возможностью крепко связать обитель с именем патриарха Филарета. Так, в настоятельских покоях появился портрет Филарета, иконографически восходящий к портрету в Титулярнике 1672 г., и резное деревянное кресло, в котором якобы сиживал сам патриарх [11]. В те же самые времена в Антониев-Сийском монастыре так же находился портрет, а в Архангельском музее – деревянное резное кресло патриарха Филарета [12].
Сама по себе история о создании «легенды» на базе сложившихся, но совершенно ложных представлений не вызывала бы снисходительную улыбку, если бы такого рода курьезы не закреплялись в сознании обывателя на многие и многие десятилетия. Авторы нисколько не удивятся, если и после этой публикации с ними всё равно будут спорить о месте и роли патриарха Филарета в истории Лебедянского уезда, умершего, между тем, без малого за полвека до того времени, как Троицкий монастырь действительно стал домовым патриаршим. Ведь даже после того как в 1882 г. часть указанных преданий опроверг тамбовский краевед И. Сладкопевцев [13], а в 1911, 1915 и 1917 гг. Пётр Николаевич Черменский практически полностью отделил правду от вымысла в истории монастыря, легенды продолжают жить! [14] И если уж следовать исторической правде, то в настоятельских покоях Лебедянского Троицкого мужского монастыря должен был бы висеть портрет патриарха Иоакима, сделавшего его в 1680 г. домовым патриаршим. Справедливости ради следует отметить, что к этому времени монастырский каменный комплекс в основном уже сложился, что во многом, по видимому, и определило выбор патриарха. А ведь ещё несколько десятилетий назад Троицкий монастырь, историю которого мы начинаем с рубежа 1610-х – 1620-х гг., представлял собой небольшую пустыньку на Яблоновой поляне. Братия его была малочисленной по составу и бедной, а все постройки пустыньки были деревянными.
Это зафиксировало и первое подробное описание Троицкой обители в писцовой книге 1627-1628 гг.: «В Лебедянском же уезде Строецкая (так в тексте. – Прим. авт.) пустыня монастырь на Яблоновой поляне подле Романцовского лесу. А на монастыре церковь древяна клетцки во имя Троицы Живоначальные, да предел Ильи Пророка. А в церкви Божья милосердья: два образа местных, образ Троицы Живоначальные, да образ Ильи Пророка с венцы. Деисусы на тяблех да двои Царские двери с столбцы и с сеньми. Да два образа запрестольных Пречистые Богородицы все на празелени. Крест воздвизальной древяной обложен серебром. Сосуды церковные древяные. Да книг: Евангилье напрестольное, евангилисты медные позолоченые. Апостол. Две Триоди, одна постная, другая цветная. Две псалтыри, одна следованная, шестодневец, служебник, минея общая, часовник, потребник, служебник, толковое евангелие; все книги печатные, печать московская полуустав, златоуст, пролог – письменные… Да перед церковью колокольница, а на ней четыре колокола весом в восмь пуд – два больших да два зазвонных. А Служебник и Псалтырь и шестодневец и часовник и зазвонные колокола государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии и великие государыни иноки Марфы Ивановны строенье». А в церкви «образы и книги и другие колокола и всякое церковное строенье тое пустыни пустынников и строителев Савелия да Захарья да черново священника Иосифа и всей братьи и мирское. Да на монастыре Святые ворота, а на них деисус на празелени. Да на монастыре ж пять келей, а в них живут братьи пять человек старцов, да два человека бельцов, да два дьячка, да понамарь. А под церковью и под кладбищем и под монастырём и под кельями по мере земли вдоль сорок сажен, поперег дватцать пять сажен. А городьба около того монастыря тын стоячей. А питаютца того монастыря братья и белцы Христовым имянем…» [15]
По описанию монастырь отвечает нашим представлениям о деревянном строительстве на юге государства. В монастырской «городьбе», являющейся деревянным «тыном стоячим», поставлены деревянные «святые ворота». Деревянный «стоячий тын» являлся предшественником каменной стены. А деревянные храм и колокольня предшествовали дошедшему до нашего времени каменному храмовому комплексу. Кстати, этот документ наглядно и окончательно опровергает не одну устоявшуюся легенду, согласно которым каменная церковь Ильи Пророка была построена ещё в XIV в., на чём настаивали многие прежние историографы. Естественно, что этого не могло быть по определению, поскольку в 20-е гг. XVII столетия в Троицком монастыре вообще не было самостоятельной Ильинской церкви, тем более каменной, а только деревянный Ильинский придел при Троицком деревянном храме. Не существовало и Успенской церкви, которую, согласно преданиям, построил строитель Савватий в 1621 г.
Что же представляло собой материальное состояние Троицкого монастыря во второй и третьей четвертях XVII столетия? Напомним, что активизация монашествующих в Лебедяни произошла в канун (или уже во время) писцовых и межевых работ, проводимых писцом Григорием Фёдоровичем Киреевским, как составной части общероссийского валового описания. Во всяком случае, в челобитной 1626 г. фигурирует дворовое место «в городе» (т. е. в остроге), которое, вероятно, только что отвёл Троицкому монастырю писец Г.Ф. Киреевский («в длину на шесть сажен, а поперег на пять»). При этом челобитная называет еще одно пожалованье («на посаде дворовое местечко… на пятнатцать сажен, а поперег на десять». – Прим. авт.), предшествовавшее межеванию Киреевского. Следует подчеркнуть, что дворовое место на посаде тоже является продуктом «государьского призрения», а потому не могло появиться ранее 1622/1623 г. В промежутке между 1622 и 1627 г. строители Савватий и Захарий и чёрный священник Иосиф «на тех местечках назвали и посадили бобыльков».
Важно отметить, что сравнительно долго, с начала пустынной жизни и до 1626 г. (или начала писцовых работ, в процессе которых осуществлялись пожалованья) у монастыря не было земли. Только в процессе всеобщего валового описания 1627-1628 гг. писцы закрепляют за монастырём пашенные и сенокосные угодья, только писцовая книга впервые называет в остроге и на посаде уже четыре бобыльских двора, только писцовая книга указывает на принадлежность монастырю Утренней и Терновой полян.
В целом же писцовая книга 1627-1628 гг. даёт нам первое подробное описание владений Троицкой обители: «…И по государеву указу к той пустыни дано около того монастыря Романцовского лесу на усадище по дворы (следует читать «под дворы». – Прим. авт.) и под огороды и под гуменники большого лесу десять десятин. Да на животинной выгон и на пазбище в их межах и в гранех земли возле лесу от Ракитинцовской дороги возле стрелецкой земли по дорогу Ракитинскую, что ездят в город Лебедянь с Ракитны, десять десятин. Да к двум престолам к Троице Живоначальной и к Илье Пророку к монастырю в Романцовском лесу пустошь Утренняя Поляна, да Тернавая. А в тех полянах по мере дикого поля шестьдесят чети в поле, а в дву потому ж. Да сена к той пустыни за Павловским лесом, подле лес Павловской и по дикому полю и по дубровам возле речки Павловки пятьсот копен позади придаточной земли ракитенцов детей боярских сенных покосов. А межа той пустыни земли и сенным покосом писана в межевых писцовых книгах» [16]. Следует отметить, что пустошами поляны названы не потому, что запустели, как большинство пустошей («пустошь, что было село…», «пустошь, что была деревня…») центра России после Смуты, а потому, что, предназначаясь для будущей распашки, никогда ранее не были пашенной землёй.
В 1630/1631 г. по государеву указу пожаловано было монастырю «…Живоначальной Троицы Яблоновы пустыни строителю Саве з братьею на свечи и на ладон и на всякое монастырское строенье под мельницу и под мельнишной двор места усть речки Лебедянки оба береги тое речки вдоль тритцать сажен, поперег дватцать сажен, а вверх тое речки по кои места вода займет от плоту. А межа тому их мельничному двору от речки Лебедянки к столбу, а на нём грани, а от того столба з граньми к столбу ж, а на нём грани, а от того столба к столбу ж, а на нём грани, а от того столба з граньми к большой проезжей дороги, да дорогою к городу к реке Дону к мосту» [17].
С 1637 г. и до 1663/1664 г. Троицкий монастырь владел мельницей на р. Девице, сенокосами и рыбными ловлями в Воронежском уезде [18]. После этого мельница у обители была отобрана, а взамен монастырь должен был получать «с Лебедяни и с таможенных и с кабацких доходов …по штидесят рублёв в год» [19].
Получаемых монастырём доходов, по всей видимости, хватило на то, чтобы начать в Троицкой обители каменное строительство, расцвет которого приходится на середину и третью четверть XVII в. История создания существующего монастырского комплекса также требует серьёзного исследования, но это значительно усложняется тем обстоятельством, что монастырский архив, к сожалению, сгорел в пожаре 1764 г. [20]
Известно, что в 1642 г. на месте деревянной церкви игумен Монасия заложил каменный Троицкий собор. В то время, пока шло строительство собора, в 1659 г., татары сожгли посад и слободы Лебедяни, а вместе с ними и Троицкий монастырь. Строительство соборного храма завершил уже игумен Дионисий.
В 1665 г. собор был окончен постройкой, о чём настоятель монастыря доложил государю. Царь Алексей Михайлович пожаловал в иконостас собора местные иконы «в древнегреческом стиле, обложенные золочёным чеканным серебром, с такими же цатами и венцами, украшенными цветными камнями, и небольшую аналогийную икону Пресвятой Троицы в таком же дорогом украшении». Освящён Троицкий собор 1 июня 1666 г., что следовало из надписи на подпрестольном кресте [21]. В конце XVII в. игуменом Филаретом была завершена отделка Троицкого собора и выполнены росписи. На 1683 г. в храме были «…ветхие Царские двери с сенью и с столбцы, да образ Пресвятыя Богородицы запрестолной, которые по указу святейшаго патриарха посланы на Лебедянь в домовой приписной Троицкой монастырь…» [22]
