В уезде — Воргол.Ру

В уезде

Продолжение VI главы книги «История Елецкого уезда в конце XVI—XVII веков».

В уезде

Выше мы посмотрели на жизнь ельчан в городе. Теперь взглянем на жителей уезда. Здесь жизнь имеет свою специфику и проходит, как говорится, «на лоне природы». Рассмотрим в общих чертах жизнь двух персонажей сельской жизни — помещика-однодворца и сельского священника.

Помещик-однодворец — это средняя категория сельского населения. Он не является разорившимся, исхудавшим сыном боярским, но и от крупного землевладельца отличается весьма заметно. Крупные землевладельцы встречались в XVII века редко. Процент их был не велик.

Помещик-однодворец с молодости обладает средними средствами. У него совсем нет крестьян, усадьба некрасивая, дом — ветшает, поскольку за ним требуется постоянный уход. У него может быть небольшой сад с яблонями да огород [464]. Земля помещика тоже не особенно прибыльная: пустоши, лес и немного земли под пашню. В такой обстановке на первом плане стоит сельскохозяйственный интерес.

Жизнь провинциального помещика XVII века имела две главные составляющие. Первую составляла военная служба, главная обязанность уездного дворянина. Но основное время уделялось хозяйственным заботам.

В документах дом, где проживал помещик, именуется двором. Иногда одним двором владели сразу три помещика [465]. Кроме собственно жилого помещения (дома), здесь имеются в виду помещения для скота (хлев), овин и прочие постройки, объединенные единым термином — «двор». Во дворе располагались ледник (подвал), житница (место хранения хлеба), и мыльня (баня). За домом находились сад и огород.

Наиболее крупные жилые комплексы именовались хоромами или усадьбами. В XVII веке помещичья усадьба почти не выделяется среди крестьянских дворов. Лишь немногие могли себе позволить постройку хором. Для постройки жилья использовали дубовый лес, которого в Елецком уезде было очень много. Строительством своих дворов занимались сами помещики.

Помещик-однодворец жил исключительно своим трудом, вернее трудом своей семьи. Он был крайне заинтересован в том, чтобы его семья была бы многочисленней, дабы больше было рабочих рук в доме. Он стремился обзавестись женой, достигнув служилого возраста — 15 лет. Жена была, конечно, моложе него на год—два. Но главное что она была пригодна к хозяйственной жизни, самого различного рода работам. Браки совершались, как правило, между членами помещичьих семей. Зять мог претендовать на часть земель своего тестя. Среднее количество детей мужского пола равнялось 2—3. Рожали довольно часто, но высокая детская смертность регулировала возможное количество «едоков».

Помещик-однодворец хоть и был служилым человеком, но относился к выплате жалования скорее как к случайной удаче, на которую рассчитывать ему не приходилось. Его жизнь целиком зависела от сельскохозяйственного труда. Он обладал завидным терпением и настойчивостью, имел некоторый капитал, знал весьма полезные сведения о ведении хозяйства, о том, как лучше наладить быт, об уходе за скотом. Хотя, в сущности, все эти ухищрения — только средства экономии пищи. Эти сведения передавались и накапливались поколениями и доставались ему от родителей.

Важное место в жизни помещика-однодворца играло животноводство. Можно сказать, что без лошади его полноценное существование было бы вовсе невозможным. Документы сохранили массу упоминаний коров, овец, лошадей, принадлежавших детям боярским. На лошади пахали и выезжали на службу. Поэтому количество лошадей в хозяйстве обычно было 2—3. По данным на 1648 год не более 10 человек не имели боевых коней к службе. Но это, видимо, вовсе бедные помещики или еще молодые новики, не успевшие наладить свое хозяйство.

На скотном дворе помещика-однодворца обычно была корова. Ее держали не столько ради мяса, сколько для молока. Имелись и несколько овец. С овцами хлопот было меньше, с них стригли шерсть и вязали одежду. В большом количестве имелись куры. Но куриное мясо ели редко, только в праздник, а употребляли главным делом яйца. Заботы о домашней скотине лежали в основном на женской половине семьи.

Хозяйство находилось в те годы на крайне низкой ступени. Самое большое достижение — применение навоза, в качестве удобрения. Понятно, что жизнь помещика-однодворца сильно зависела от природных условий, различных катаклизмов климата. Отсюда берут свое распространение различного рода суеверия и приметы. Помещик часто обращался за помощью к различным святым. Мышление помещика сводилось к тому, что во всем нужен ритуал, и правильное соблюдение религиозного или хозяйственного ритуала придавало помещику-однодворцу особенную, мистическую помощь.

Жизнь помещика-однодворца была целиком погружена в хозяйственные заботы и выезды на службу. Служба была в тягость, но свое хозяйство, при верном подходе и удаче, могло дать доход. Этот доход позволял иметь в сундуках заграничную одежду, оружие и дорогую посуду. Но жизнь помещика-однодворца была слишком занятой, чтобы думать об эстетической стороне. Он «сходил со службы» уже в старом возрасте, когда терял всякую боеспособность. Его записывали еще в «осадные», и во время набега татар он участвовал в обороне крепости, хотя толку от него было немного. В конце концов, он уступал место молодым. Его дети давно поступили в службу и получили свои поместья. Один из них, быть может, брал его к себе в дом. Родственники и соседи ждали его смерти, дабы заявить свои права на его поместье и выгодно его разделить.

Сосед помещика-однодворца — сельский священник. В основе существования сельского священника лежит та же простая мысль: обеспечить себя и свою семью от нужд. В этом отношении он совсем не отличается от крестьянина или помещика. Большинство церквей находились в весьма бедном состоянии. Но при этом они были обязательным элементом любого села и самой отдаленной слободы города.

Посмотрим, что представляла жизнь сельского священника. По нашим наблюдениям сельские церкви были более бедны в их сравнении с городскими. Благосостояние сельского священника зависело от прихода. Такой священник жил исключительно сельскохозяйственным трудом. Так существовали служители сельских храмов на протяжении нескольких поколений, поскольку в священники шли в основном по наследству. Хозяйственный труд сближал их с прихожанами: крестьянами и однодворцами.

Церкви размещались в самих населенных пунктах, но иногда в стороне от селений. Сельская церковь отличалась от обыкновенного жилого дома, только размерами и приподнятой кровлей, а внутри имела вид молельного дома [466]. Весь иконостас состоял иногда из нескольких икон, но благочестивый житель села мог ходить в храм со своей иконой. В церквах имелись необходимые священные книги.

[singlepic id=1400 w=620 h=560]

Штат сельской церкви состоял из четырёх человек: священника («попа»), дьяка, пономаря и просвирницы, которые жили, каждый в своем дворе. Но на деле редкая сельская церковь имела всех четырех служителей. По писцовым описаниям 1628—1630 годов только 27% церквей имели всех четырех служителей. Чаще всего не хватало пономарей и просвирниц. На 37 действующих церквей приходилось лишь 22 пономаря и 13 просвирниц. Священники были обязательными фигурами каждой действующей церкви. Причём 6 церквей уезда, из всех перечисленных служителей, имели лишь одного священнослужителя.

Рассмотрим обязанности служителей сельских храмов. Вторым по рангу после священника шел дьяк. Дьяки следили за опрятностью церкви, ставили свечи перед образами и т.д. Пономарь помогал при богослужении, звонил в колокол. Просвирница ведала хозяйственной жизнью церкви. Кроме того, просвирница была ответственна за приготовление просвир, используемых в церковном служении.

Обратимся к памятнику древнерусской литературы «Хождение Богородицы по мукам». Этот апокриф XII века был очень популярен в XVII столетии, особенно в среде старообрядцев. Суть памятника сводится к описанию мук за различные грехи. Среди особо тяжких грехов значится небрежное отношение к просвире: «… не хранили просвиру, роняли ее, как звезды Божий, на землю, и тогда колебался страшный престол и подножие тоже дрожало, за то они (священнослужители — Д.Л.) теперь так мучаются» [467]. Вообще обрядная сторона религии являлась основной и самой главной в сознании человека того времени. Это представление и толкало на обязательное выполнение православных обрядов, и приносило некоторый доход церкви. Но обряд должен выполняться крайне строго, иначе терялось его магическое воздействие.

Вернемся к жизни сельского священника.

Нужда сельского священника значительно превышала нужду обыкновенного крестьянина или помещика-однодворца. На его плечах лежал уход за храмом. Земли у сельского священника достаточно, но на ней надо и больше работать. Одному, конечно, своими силами, все это крайне тяжело. Обрабатывалось по данным на 1628 год на церковных землях уезда в среднем всего 2 четверти земли. Во время поездок чиновников, служилых людей с поручениями или просто богомольцев дом священника служил местом для ночлега, а это всегда дополнительный расход.

Кроме того, церкви облагались специальным налогом, который платился в казну Рязанской митрополии, а с 1682 года — Воронежской епархии. Размер этого налога зависел от количества прихожан. Его средний размер доходил в 1676 году до рубля [468].

Священник жил не только хозяйственными заботами. В отличие от служилых людей представители духовенства «государева денежного жалования» не получали. Священники местных церквей имели доход, получаемый от местного населения. Эти доходы были ничтожны и уходили на содержание церкви. Приход мал и беден. Иногда в селе было не более 20 дворов. В деревнях и того меньше. Установленной платы за проводимые обряды не существовало, каждый давал сколько мог. Жалование не платилось. Промыслы требовали слишком много времени. Единственная надежда священника — на собственный труд и землю.

Церковная земля лежала в стороне от основных земель помещиков, что часто спасало ее от межевых тяжб и претензий. Скота священник много не держал, поскольку требовался уход. Земля удобрялась кое-как и давала соответственный урожай. С этого урожая ржи и овса необходимо отложить на семена, на пропитание, излишек можно продать. Священник сам пахал, боронил, иногда нанимал для этих нужд работника и работал с ним попеременно. Помощь при пашне, конечно, могла оказываться прихожанами, но прямых указаний на этот счет мы не имеем. Впрочем, миряне если б и собрались помочь, то качество пашни от этой помощи было бы крайне низким. Работать у священника «за корм» было не очень выгодно. Сенокос требовал всегда совместных усилий, и тут приходилось «сенокосить вобче» с мирянами. Но и тут едва ли можно думать об особой инициативе со стороны собравшихся косить «помочников».

Но были у священников подспорья — сборы с прихожан натуральными продуктами. Это поминальные пироги, блины, пасхальные яйца, куличи и т.д. Особенно доходным праздником в этой связи была Пасха. Во время Пасхи, на заутреней, священник получал несколько яиц от каждого прихожанина, при освящении пасх также священнику был положен кусок. То же самое было и во время «славления». На следующий день священник, или кто из других служителей церкви ходил по своей пастве и собирал яйца. Полученные яйца обыкновенно солили впрок, куски пасх сушились.

Церковь играла заметную общественную роль в жизни уезда. Ярким примером этому могут служить Отказные книги. Во время межеваний земель священник выступал свидетелем. Это могло приносить определенный доход, но прямых указаний в самих отказных книгах на этот счет у нас нет. Священнослужители, знавшие грамоту, активно выступали свидетелями передачи земель, арбитрами в решении земельных споров. К примеру: «… архангельский поп переписал дворовых людей поименно» в ходе передачи пустых земель помещику Плишкину, который имел достаточно работников, но совсем не много земли для распашки [469]. Главный представитель той или иной церкви Елецкого уезда закреплял своей подписью и авторитетом «мерные» и «обыскные» книги, которые составлялись входе перераспределения земель. Иногда подпись под документом ставилась попом «в прихожан своих вместо, по их велению» [470]. Как правило, священнослужитель был членом комиссии по распределению и межеванию земель [471]. Все это — источник дохода сельского священника.

Питался священник точно так же как и обыкновенный сельский житель, дополнительный доход не увеличивал его благосостояние. Вообще, разбогатеть, увеличить доход и благосостояние — священнику было совершенно невозможным делом. Все чего он добивается — это свести концы с концами. Мы никогда не видим в документах, чтоб священнослужитель сельской церкви имел хороший доход, большие пашенные земли, луга, сенокосы, являлся зажиточным землевладельцем. Уже размер налога священника, в среднем рубль, показывает, что жил он весьма плохо. Если удалось свести концы с концами, он вполне доволен.

Почти возле каждой сельской церкви жили нищие. Богомольные люди дают «за грехи свои» нищим некоторую пищу, но случается и мелкие деньги. Нищие жили у церкви, питаясь «христовым именем». Особенно много их было в церквях Елецкого и Бруслановского станов. Нищие всегда записывались в писцовые книги, их число строго фиксировалось. С какой целью это делалось, и какой был от нищих прок, не ясно. Предположим, что нищие эти могли использоваться церковью как наемные работники, если они физически здоровы.

Бедность церквей была значительной, и сельских священников не хватало. Общее их число в 1628—1630 годы — 97 человек. В четырех селах по данным 1628 года церкви стояли с «пустыми» дворами, не имея ни одного священнослужителя. Например, в селе Козьмодемьянское (Курасово) под Домовиным лесом, «а в деревне, что было село, место дворовое церковное, что была церковь во имя святых чудотворцев Козьмы и Демьяна, да четыре двора пустых…» [472]. Этот отрывок свидетельствует и о том, что село лишалось своего статуса, если церковь была в запустении и не функционировала.

Священник жил на одном месте обыкновенно всю жизнь. Если умирала его супруга, то через несколько лет вдовый священник должен был оставить службу, если он вновь не женится.

В старости он плохо видел, с трудом читая тексты в святых книгах. Трудно давалась служба и обряды на дому прихожан. Помощи в сельском хозяйстве ждать было неоткуда. Должность была наследственной, но сын священника часто уже служил в другом приходе и был занят своими нуждами. Вскоре старого священника освобождают от должности, и приезжает новый. Старый священник селится неподалеку в бедном строении и питается у церкви «христовым именем».

Все в природе идет по кругу. Также протекала и повседневная жизнь ельчан в XVII веке. Зарисовок из их быта можно делать много, но этот калейдоскоп не отличается разнообразием красок и обилием цветов. Однако значение повседневной жизни не стоит преуменьшать. Рядовое население цены на хлеб и соль волновали больше, чем вопросы внешней политики. Так было всегда. Может быть, именно в повседневной жизни скрывается настоящая история, потому что история проявляется не только в отдельных личностях, масштабных войнах или культурных достижениях, но и в самых обыкновенных людях, которым и посвящена эта книга.

Обряды повседневности превращали всю жизнь человека в ритуал. Даже смерть его была только необходимым обрядом. Вот, что пишет об этом И.С. Тургенев: «Живительно умирает русский мужик! Состояние его перед кончиной нельзя назвать ни равнодушием, ни тупостью; он умирает, словно обряд совершает: холодно и просто» [473].

 

Ляпин Д.А. История Елецкого уезда в конце XVI—XVII веков. Научно-популярное издание. — Тула: Гриф и К, 2011. — 208 с.

Источник http://vorgol.ru/istoriya-eltsa/istoriya-uezda-16-17-v/v-uezde/

 

Примечания:

464. См.: Кузнецов В.И. Дворянская усадьба в структуре сельских поселений Российского государства XVI—XVII вв. // Вестник МГУ. Сер.8. История. 1989, №6. С.50—58; Дегтярев А.Я. Русская деревня в XV—XVII вв. А., 1980. С.57—59.
465. РГАДА. Ф.1209. Д.132. Л.1407.
466. См. описание церкви у Г.М. Пясецкого: Пясецкий Г. Исторические очерки города Ливен и его уезда в политическом, статистическом и церковном отношении. Орел, 1893. С.150—151.
467. Хождение Богородицы по мукам // Повести Древней Руси. Подг. И сост. О.В. Творогов. М., 2002. С.378.
468. Окладные книги Рязанской митрополии 1676 года. Предисл. Н.И. Поликарпова // Воронежская старина. Вып.1, Воронеж, 1902.
469. РГАДА. Ф.1209. Оп.2, Д.8864, Отказные книги. Л.1—2.
470. Котков С.И., Коткова Н.С. Памятники южновеликорусского наречия. Отказные книги. М., 1977. С.115.
471. Там же. С.98, 101, 113.
472. РГАДА. Ф.1209. Оп.1. Д.132. Л.475 об.
473. Тургенев И.С. Записки охотника. М., 1984. С.140.

Статья подготовлена по материалам книги Д.А. Ляпина «История Елецкого уезда в конце XVI—XVII веков. Научно-популярное издание», изданной в 2011 году под редакцией Н.А. Тропина. В статье воспроизведены все изображения, использованные автором в его работе. Пунктуация и стиль автора сохранены.

Разделитель
 Главная страница » История Ельца » История Елецкого уезда в конце XVI—XVII веков
Обновлено: 28.10.2013
Поделиться в социальных сетях:

1 комментарий к “В уезде”

  1. Уважаемый Ляпин Д.А.
    Спасибо за прекрасный материал о жизни священников сельских храмов в 17 веке. Мне это помогло хоть чуть — чуть прикоснуться к жизни моих далеких предков- церковно — священнослужителей в селе Пухлимском Кашинского уезда Тверской губернии и лучше понять документы ГАТО.
    С уважением Ю. А. Первухина

    Ответить

Оставьте комментарий