Народное творчество Выговского края. Традиционная духовная культура Выговского края… — Воргол.Ру

Народное творчество Выговского края. Традиционная духовная культура Выговского края…

Продолжение III главы III части книги «От Подстепья до Поморья. Елецкий край и Выговский край…»

7. Народное творчество Выговского края

Народное творчество Выговского края было представлено песнями, сказками, былинами.

М.М. Пришвин пишет: «И в этом краю проходит детство, бывают романы. И романы с чудными песнями, каких уже не знают в центре России!» [145, II, 84]. Талантливых певиц здесь называли «краснопевками». Краснопевкой в юности называли Степаниду Максимовну — героиню очерка «Вопленица»: «В детском кругу Степку с десяти лет уж стали все называть «краснопевкой», то есть, по-городскому, редкой талантливой певицей. Бывало, как соберутся к празднику на погост, в Койкинцы, на Карельский остров или в другие деревни, — в каждой деревне свой праздник раз в год, — Степка всегда первая в хороводах, все песни она запевает: утошные, парками, шестерками, круговые. Да не такие песни, что теперь поют, частенькие да коротенькие, а настоящие досюльные, хорошие песни» [145, II, 50].

К концу XIX века в крестьянскую среду Русского Севера стал проникать новый жанр – частушки – крестьянское подражание городскому фольклору, куплетам. Именно это подразумевается под «частенькими да коротенькими» песнями. Степанида же пела традиционные для Русского Севера медленные протяжные песни, которые исполнялись в дни календарных праздников, во время хороводов.

Носителем сказочной традиции выступает в очерках Пришвина сказочник Мануйло. «Сказочник Мануйло – человек высокого роста, с густой бородой, на вид серьезный, строгий. И только когда он начинает рассказывать свои сказки, «манить», в лице его мелькает что-то такое легкомысленное, такое неподходящее к этому строгому лицу и бороде, что становится смешно. Душа у Мануйлы не простая, а поэтическая, он испытывает приступы тоски, имеет неопределенные желания, его тянет куда-то. Ходит он в лес по мошникам не как простой полесник-ремесленник, а любитель-охотник. Охотой и сказками он до некоторой степени удовлетворяет себя» [145, II, 112].

Сказочник был незаменимым человеком на Русском Севере. Его старались залучить к себе охотники, рыбаки, бурлаки – все, кто уходил на дальние промыслы на долгое время. Сказочник помогал коротать долгие вечера в лесу, на удаленных островах, на берегу озера. «Зимой на севере день короткий: поработали, померзли – и в избушку, отогреваться. Потом улягутся рядом и ждут, когда сам собой придет сон. Что делать в избушке в такие длинные вечера? Кажется, помереть бы от скуки. Но тут выручает сказочник Мануйла. При свете лучины он в этой лесной избушке рассказывает всем этим дремлющим на полу людям про какого-то царя, с которым народ живет так просто, будто бы это и не царь, а лишь счастливый, имеющий власть мужик. Этому царю мужики носят рябчиков, загадывают ему загадки, а царь ловко отгадывает, дает советы…

Все, молча, слушают сказки про царя, иногда смеются – и засыпают.

А Мануйла все рассказывает и рассказывает, пока не убедится, что все до одного человека спят. Для этого он окликает время от времени:

— Спите, крещеные?

И если хоть один откликнется, он поправит лучину и продолжает свою сказку про мужицкого царя» [145, II, 76].

Сказки, имея древнюю устойчивую основу, дополнялись импровизацией рассказчика, пополнявшего свой багаж знаний и сюжетов из окружавшей его жизни, общения с новыми людьми. « Мануйла – человек необыкновенно общительный, любит людей. Живет он в полуразрушенной избушке у самой дороги, по которой идут соловецкие богомольцы. Они все находят радушный приют у сказочника. Для них Мануйла уже три самовара сжег. Вслушиваясь в их разговоры, Мануйла узнает о каком-то удивительно сложном и прекрасном мире. Все эти сведения в поэтической душе перерабатываются и потом подносятся односельчанам когда-нибудь в зимние вечера на вывозке в лесных избушках» [145, II, 112].

Самобытным, древним жанром народного творчества, бытовавшем на Русском Севере, являлись былины, или, как их называли сами носители традиции — севернорусские крестьяне – старины.

Былины – русские народные эпические песни относятся к архаическим жанрам народного фольклора. Они исполнялись сказителями в своеобразной манере – речитативом с замедлениями и повторами. Ядро былинного эпоса составляют песни-сказания о подвигах и приключениях богатырей. Первые записи былин появляются еще в XVII веке в виде литературно обработанных «гисторий» и «повестей». Научное фиксирование былин и их изучение начинается с 30-годов XIX века на волне интереса просвещенного общества к русской национальной традиции. Это было связано с общеевропейскими тенденциями – интересом к национальному эпосу, исконным традициям, верованиям, идеализацией средневековья, что породило такое течение в европейской культурной жизни как «национальный романтизм».

К этому времени в живом бытовании былины сохранились на географической периферии русского мира. Былины исполнялись, главным образом, на Русском Севере и в казачьих регионах. Только у казаков былины исполняли хором, в то время как у севернорусских крестьян были индивидуальные исполнители былин. В живом бытовании былины сохранялись на Севере вплоть до середины XX века.

Любимыми былинными героями были киевские богатыри: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович, — и новгородцы Василий Буслаев (Буслаевич) с купцом Садко.

Показательно, что былины сохранились в регионах, где древние русские традиции народной демократии и свободы не исчезли – на Русском Севере и в казачьих регионах. Былины складывались в эпоху Киевской Руси, где сильны были вечевые традиции, традиции народного самоуправления. С установлением татарского ига вечевая власть ослабляется. Исчезает среда, в которой создавались и бытовали былины. К XIV веку исследователи относят упадок былинного творчества, на смену которому приходит жанр исторической песни. Оплотом вечевой традиции являлся Великий Новгород. В Новгородской Земле сохранялась естественная социально-культурная среда бытования былин. Свободные крестьяне Русского Севера, не знавшие татарской власти, крепостного права, продолжали петь и слушать былины, продолжали и сохраняли былинную традицию.

Севернорусский крестьянский мир стал заповедником древней русской народной культуры. Крестьяне, заселявшие Русский Север из Новгородской земли и других русских земель, приносили с собой свои традиции, эстетику, мироощущение, историческую память. Пришвин замечает: «Теперь они поют о соловьях, которых здесь никогда не видали, поют о зеленых дубравушках, окруженные соснами и елями, поют о широких чистых полях» [145, II, 40].

«Когда-то в русской земле жили «славные, могучие богатыри». Правда это или нет, но только старинный русский народ на Севере поет о них старины, верит, что они были, и передает свою веру из поколения в поколение» [145, II, 77].

Былинам и сказителям былин посвящен очерк «Певец былин». В нем упоминаются знаменитые Рябинины – отец и сын – известные исполнители былин. (Композитор Аренский, познакомившись с творчеством Рябинина, создал знаменитое музыкальное произведение «Фантазии на тему Рябинина», использовав былинные мотивы.) М.М.Пришвин пишет: «Присмотревшись на пароходе к одному славному седому деду… я спросил его, нет ли у них сказителей.

— Как же, как же! – отвечал он. – Рябинушка–то у нас, в Гарницах живет… Слышал про нашего Ивана Трофимовича Рябинина? Да уж слышал, господа его знают, ездят к нему. Он за свои старины рублей пятьсот собрал, у государя был, за границу возили. Чудное дело! … Теперь собрал себе денег и живет по-старому, рыбку ловит, детей к песням приучает.

Иван Трофимович Рябинин – сын того самого знаменитого Рябинина, у которого Гильфердинг записывал былины. Судя по рассказам старика, Гильфердинг встретился с ним случайно, где-то у часовни, во время рыбной ловли» [145, II, 77-78].

Сам Пришвин гостил в доме сказителя былин Григория Андрианова, он подробно описал его внешность, внутренний мир, быт его семейства.

«Ловцы мне про него говорили: «Хороший старик, не баламутный, староколенный человек, он тебе всякую досюльщину (старину) рассказать может»» [145, II, 78]. «Григорий, подойдя ко мне, вежливо подал руку, поговорил немного, с достоинством, как хозяин, и ушел спать. Громадного роста, с кудрявыми волосами, с крепкими отчетливыми чертами лица, он походил на апостола Петра» [145, II, 79].

Григорий Андрианов был главой большой семьи, обладал в семье непререкаемым авторитетом, поддерживая старый традиционный порядок жизни, вырабатывавшийся веками. В работе, в быту, в поведении – везде сохранялась верность старине и традиции. По мнению Пришвина именно это — необходимая среда для жизни сказителя и его былинного творчества: «Эти стихи о былых временах такие длинные, так не похожи на современные, что усвоить их может только здоровая память неграмотного человека, не загроможденная часто ненужными, лишними, случайными фактами современной жизни. А значит, и сказители былин должны обладать чем-то таким, что приближает и их самих к прекрасным былинным временам золотого века.

Стало быть, эта поэзия связана с каким-то строем жизни, в котором она обязывает певца, под угрозой исчезновения, жить именно так-то. Строгие староверческие традиции, плетение неводов в долгие северные вечера при свете лучины, большая семья – вот среда, в которой вырабатывается певец былин» [145, II, 77].

Нам, никогда не слышавшим старинных былин в их естественной среде и оригинальном исполнении, трудно представить себе их воздействие на слушателя. Пришвину посчастливилось испытать это и передать нам свои ощущения: «Трудно передать то настроение, которое охватило и унесло меня куда-то, когда я услыхал первый раз былину в этой обстановке: на берегу острова, против сосны, под которой начинал свою жизнь этот сказитель старик; на минуту словно переносишься в какой-то сказочный мир, где по бесконечной чистой равнине едут эти богатыри, едут и едут спокойно, ровно…» [145, II, 91].

И сказители, и слушатели былин верили в реальность их содержания, отличая старины от сказок, сопереживая повествованию, комментируя и обсуждая его. Для них это была их собственная история – история народа – история предков. « — Все, что я тебе в этой старине пел, правда истинная до последнего слова», — горячо утверждает сказитель Григорий Андрианов. Для него былина – погружение в поэтическое историческое пространство. «И чем глубже и глубже погружался старик в прошлые времена, тем они ему становились милее и милее. Отцы, деды, даниловские подвижники, соловецкие мученики, святые старцы, а в самой седой глубине веков жили ставные могучие богатыри» [145, II, 90].

В очерках Выговского края прослеживается глубокое внимание М.М.Пришвина к фольклорному пласту народной культуры, эта линия сохраняется на протяжении всего творческого пути писателя. Его привлекают народное творчество и мифология, глубинные корни и истоки народной культуры, древние обряды; он видит в традиционном укладе жизни севернорусских крестьян поэзию исконной Руси. В то же время с этнографической точностью в очерках даны историко-культурная панорама края, описания его природы и географии, традиционного уклада жизни населения; подробно и точно описываются занятия и промыслы севернорусских крестьян, поселения и жилище, орудия труда и предметы быта, характерные для данного региона средства передвижения; обширный комплекс верований и обрядов, колоритные особенности речи населения края. На страницах очерков воплощены и образы севернорусских крестьян – носителей и хранителей традиций, в изображении которых М.М.Пришвин органично сочетает реалистические и фольклорно-эпические черты.

Русский Север волей исторических судеб стал заповедником русской народной традиционной культуры, восходящей к эпохе Древней Руси. Дремучие леса, бескрайние озера, широкие бурные реки хранили его от нашествий иноплеменных, от татарского ига, от гнета крепостного права и гнета государства. В то время как в центральных регионах страны развитие русской культуры, преемственность ее исконных традиций искажались и тормозились, на Севере эти традиции сохранялись в своей первозданной чистоте. Здесь крепко держались устои духовной, трудовой, общественной и семейной жизни народа; сохранялся дух вольнолюбия, горделивое чувство своей независимости, утвердившиеся с тех былинных времен, когда эти края входили в состав Новгородской земли.

В Очерках Выговского края «В краю непуганых птиц» М.М.Пришвина предстал народ, свято хранящий древний язык, обычаи и обряды, веру и верования, национальную историческую и культурную традицию.

 

От Подстепья до Поморья. Елецкий край и Выговский край – исторические регионы России в творчестве И.А. Бунина и М.М. Пришвина: монография. — Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2012. — 238 c.

Постоянная ссылка: http://vorgol.ru/istoriya-eltsa/ot-podstepya-do-pomorya/tvorchestvo-vygovskogo-kraya/

Примечания:

145. Пришвин, М.М. Собрание сочинений [Текст]: в 6 тт. / М.М. Пришвин. М., 1956.

Статья подготовлена по материалам монографии А.А. Пискулина «От Подстепья до Поморья. Елецкий край и Выговский край – исторические регионы России в творчестве И.А. Бунина и М.М. Пришвина», изданной в 2012 году. Статья полностью повторяет стиль и пунктуацию автора.

Разделитель
 Главная страница » История Ельца » От Подстепья до Поморья. Елецкий край и Выговский край — исторические регионы России в творчестве И.А. Бунина и М.М. Пришвина
Обновлено: 19.05.2014
Поделиться в социальных сетях: