История обители началась с того момента, когда угодник Божий затворник Иларион в 1824 г. поселился близ Димитриевской церкви с. Троекурово Лебедянского уезда Тамбовской губернии. С этого времени и до конца своих дней подвижник жил в Троекурово, а народная молва стала именовать его самого Троекуровским затворником.
Родился Иларион в с. Зенкино, Раковые Рясы тож, Добринского уезда Рязанской губернии (ныне – Чаплыгинский район Липецкой области) в 1774 или 1773 г., в семье зажиточных государственных крестьян Мефодия Абрамовича и Феодосии Павловны Фоминых [1]. С детства он отличался кротким характером, робостью и молчаливостью. Испытав однажды в семилетием возрасте чудесное воздействие церковного благовеста, он окончательно утвердился в желании посвятить свою жизнь Господу. Мальчику, разительно отличавшемуся от своих сверстников, приходилось переносить упрёки и насмешки даже от своих родителей и родственников, понимавших, что тот не будет хорошим работником и не станет им подмогой в сложном домашнем хозяйстве. Воспитывался Иларион под сильным духовным влиянием своего деда по матери, неграмотного, но глубоко верующего крестьянина Павла Игнатьевича Катасонова. Он проживал в том же селе, но в отдельной от семьи дочери избе и, видя непонимание и неприязнь родителей по отношению к сыну, взял Илариона жить к себе. Именно он приучил мальчика к строгой аскетической жизни – посту, воздержанию и постоянной молитве. Вместе с дедом Иларион несколько раз ходил на богомолье в Киево-Печерскую и Троице-Сергиеву лавры, другие русские обители. Именно проживание у родного деда и в то же время духовно самого близкого человека укрепило и веру мальчика, и его стремление посвятить свою жизнь служению Господу.
После смерти наставника (Илариону в этот момент было четырнадцать лет) он снова вернулся к родителям, которые через некоторое время задумали женить своего сына, надеясь изменить этим его жизнь и навсегда привязать к дому. Согласившись под давлением родителей на вступление в брак, Иларион поставил условие – сразу после обряда венчания он отправится в Киев, где по наказу покойного деда и должен был искать в трудную минуту утешения и благодатной помощи. Вскоре состоялось священная брачная церемония в храме, сразу после которой жених тайно покинул отчий дом и отправился в Киево-Печерскую лавру. По возвращении из Киева Иларион сказался больным, дабы не жить неугодной ему семейной жизнью. Пребывая в духовном одиночестве среди домашних, он находил понимание и поддержку лишь у священника с. Головинщино Раненбургского уезда о. Трофима Иосифовича. Посещая его в продолжение двух лет, Иларион научился у священника грамоте, что давало ему возможность находить дома утешение в чтении священных книг.
Когда Илариону исполнилось двадцать лет, он наконец-то решился совсем покинуть родительский дом и несколько лет странствовал по святым местам. Чаще всего «блаженного» Илариона, о тайном уходе которого от родителей и жены уже разнеслась молва, видели в столице Древней Руси поклоняющегося киевским угодникам. Затем он определился в один из монастырей Рязанской епархии (в Скопинский Духовский или Ряжский Димитриевский). Однако пробыл в этой обители Иларион лишь полгода и был вынужден покинуть её, скрываясь от жены, узнавшей, где находится её муж и намеревавшейся с помощью полиции вернуть его домой. Он поселился в лесной хижине близ с. Каликино, где Илариона посещала местная жительница Евфимия Григорьевна Попова, также прослывшая впоследствии великой подвижницей.
Однако желание вновь поступить в общежительный монастырь не оставляло Илариона, и он, отправившись к жене, выпросил у неё согласие на поступление в монашество. Вскоре он стал послушником Петропавловской пустыни близ Раненбурга и был пострижен в рясофор с именем Илария. Но оговоренный монахами-недоброжелателями, непонятый монастырским начальством, разгневанным скандалом, вновь устроенным как по дьявольскому наваждению женой Илариона в обители, он был «выслан из пустыни». Приняв эту несправедливость с кротостью, незлобивый подвижник сначала вновь поселился в своей лесной кельи, а потом перебрался в Воловий овраг в четырех верстах от с. Головинщино. Там он выкопал для себя несколько пещер, которые вместе с глухой лесной поляной в окрестностях оврага и стали местом его новых духовных подвигов. Зимой и летом ходил Иларион босяком, в простой холщовой рубахе, проводя большую часть времени в постоянной молитве, строгом посте, в ношении на теле вериг, посещая иногда службу в сельском храме. Питался, и то в немногом количестве, лишь редькой, выращенной им самим.
Не имея поблизости источника воды, Иларион собирал лишь дождевую воду и поэтому порой по нескольку дней вообще оставался без воды.
Постепенно слава о подвижнической жизни Илариона распространилась далеко за пределы села, и к нему стали приходить за духовной помощью, советом и поддержкой люди разных сословий и состояний даже из соседних губерний. Несколько человек поселились близ его пещеры, образовав некое братство. Испытывая трудности от нехватки в пещерах питьевой воды, Иларион пытался сам выкопать колодец, но долго и безуспешно протрудившись, обратился наконец к Господу о даровании источника. И вот однажды по чудесному указанию подвижник собственноручно отрыл источник, и поныне почитаемый за святой и целебный.
Тяготясь постоянным присутствием посетителей, Иларион порой на несколько дней покидал свою пещеру и уединялся для молитвы в близлежащем лесу. Он жаждал подвига столпничества и строгого затвора, но многочисленные посетители и наветы недоброжелателей постоянно мешали его молитвенному уединению. В это время подвижник часто посещал Елец и общался там со своими духовными единомышленниками настоятельницей Знаменского монастыря Олимпиадой, блаженной Меланьей, священником Преображенской церкви о. Иоанном Борисовичем Ждановым и блаженным старцем Иоанном Тимофеевичем Каменевым. Бывал он и в Задонске у иеросхимонаха Агапита, в Оптиной пустыни, в Киеве.
Однажды по навету недоброжелателей Иларион был арестован в своей пещере в Воловьем овраге за якобы распутную жизнь и препровождён в Петропавловскую пустынь, где был вынужден смиренно отбыть шестимесячную епитимью. Потом он два месяца вновь прожил в с. Каликино, откуда по приглашению помещика с. Карповка Раненбургского уезда князя М.А. Долгорукова перебрался в его имение, где подвижнику была выстроена келия возле церкви. Там в декабре 1817 г. Иларион познакомился с блаженным Иоанном, будущим Сезёновским затворником. После смерти своего благодетеля князя Долгорукова Иларион в 1819 г. переехал в соседнее с. Колычево, где некоторое время проживал у местных землевладельцев Меншиковых, почитавших затворника за его праведную жизнь и духовную прозорливость.
В 1824 г. Иларион согласился на предложение помещика с. Троекурово Лебедянского уезда Тамбовской губернии Ивана Ивановича Раевского поселиться в его имении в специально устроенной для него кельи близ Димитриевской церкви [2].
Что представляло собой село Троекурово, ставшее достойным прибежищем последних лет жизни преподобного Илариона, получившем в народе посмертное имя Троекуровского затворника? Впервые населённое место здесь – «деревня Одоньева на Одоньеве верху под Бруслановым лесом» – упоминается в писцовых книгах 1627 г. Позже со строительством деревянного храма святого Димитрия Солунского село стало именоваться Димитриевским. Таковым оно упоминается в переписной книге Елецкого уезда 1678 г.: «Село Дмитриевское, Адоньево тож на реке на Мечи, а в нём церковь страстотерпца Христова Дмитрия. У церкви двор попа Онфима, двор дьячков, а крестьян и бобылей нету» [3].
По свидетельству документов, хранящихся в РГАДА, Одоньево в 1703 г. в результате обмена перешло во владение князя Ивана Борисовича Троекурова, род которого происходил от ярославского князя Фёдора Ростиславовича Чермного. Троекуров пользовался доверием царя Петра I и исполнял различные важные его поручения. Сын князя Ивана Борисовича Фёдор – стольник и любимец Петра Великого – был убит под Азовом в 1695 г. Другой сын Ивана Борисовича – Алексей – стал последним князем Троекуровым. С его смертью в 1740 г. древний род пресёкся, а вотчина при с. Димитриевское перешла через дочь Алексея Ивановича Екатерину Алексеевну её мужу – графу Владимиру Семёновичу Салтыкову [4]. От Салтыковых имение при с. Троекурово по наследству или через продажу перешло двум семьям – князьям Долгоруковым и Раевским. В конце XVIII – первой половине XIX вв. им владели князья Алексей Сергеевич, Василий Иванович и Василий Васильевич Долгоруковы. Другие владельцы села в это время – дворяне Раевские, которым в 1830-х гг. принадлежало здесь 3745 дес. 848 саж. земли и 794 душ крепостных. Одна из Раевских – вдова, генеральша Прасковья Михайловна – построила в Троекурово в 1811-1814 гг. новый каменный храм во имя святого Димитрия Солунского.
К 1861 г. в Троекурово насчитывалось 160 дворов, в которых проживало 1347 мужчин и 1215 женщин [5]. Графиня А.А. Бобринская, урождённая Раевская продала в 1873 г. имение при с. Троекурово за 260 тыс. руб. серебром липецкому купцу В.К. Русинову, потомки которого владели им до самой революции. В 1916 г. в Троекурово было 334 двора, жителей – 1069 мужчин и 1045 женщин [6]. Село Троекурово, раскинувшееся вдоль реки Красивая Меча, в 12 верстах от уездного города Лебедянь, славилось на всю округу своим богатством и женским монастырём, основанным старцем Иларионом. Известен был и прежний владелец Троекурово – коллежский асессор Иван Иванович Раевский (ок. 1768 – 11.08.1850), который и приютил у себя угодника Божия.
Раевский проживал зимой в Москве, где у него был дом в Леонтьевском переулке, а летом объезжал свои деревни в Тульской и Тамбовской губерниях, в которых у него насчитывалось около 2 000 душ крепостных крестьян и несколько тысяч дес. земли. Будучи глубоко верующим, богатым и не обременённым семьёй, Иван Иванович посвятил свою жизнь благотворительности и храмоздательству. Рассказывают один замечательный случай из жизни И.И. Раевского, который навсегда утвердил в его душе добрые христианские чувства. Иван Иванович любил наблюдать за строительством и целыми часами мог сидеть возле стройки на бревне или камне, ободряя рабочих «ласковым барским словом». Однажды во время перестройки некого здания в с. Кузмищи Каширского уезда Тульской губернии он подошёл к его обставленной лесами стене, и в тот же момент часть стены вместе с лесами рухнула на Раевского. Сбежавшиеся рабочие и камердинер Ивана Ивановича нашли его бездыханным под грудами кирпичей и брёвен, после чего он более часа не подавал признаков жизни. Но Господь сохранил его для пользы многих. Как только он открыл глаза, то сразу же спросил окружающих: «Какое сегодня число и какого святого?» Ему отвечали: «10 июля, праздник положения честныя ризы Господа нашего Иисуса Христа». С той поры в память своего спасения Иван Иванович любил украшать святые иконы ризами. Верующий барин сделался тогда очень набожным и богомольным человеком. Раевский полюбил посещать святые места, а некоторые сёстры Троекуровской общины, поселившиеся при Димитриевской церкви ещё при жизни Раевского, рассказывали, как часто он поздним вечером подъезжал к монастырской часовне для уединённой молитвы и из ближних келий слышны были «его молитвенные вопли и рыдания» [7].
Но подлинной страстью Ивана Ивановича Раевского стало строительство и украшение новых храмов и приделов старых. На это он тратил почти всё своё состояние. Круглый год жили у него иконописец, писавший иконостасы, и серебряник, изготавливавший оклады на образа. При этом Раевский никогда не хвастал тем, что «делал для Господа», и никогда не хотел говорить, сколько же храмов и приделов построил и освятил. Лишь однажды, по свидетельству жены его племянника писательницы Екатерины Ивановны Раевской (урождённой Бибиковой), близкие нашли на его столе лист бумаги со списком выстроенных им церквей. В этом списке они насчитали 56 храмов, а Раевский с того времени прожил ещё около 10 лет, и поэтому список этот, вероятно, значительно был увеличен. Скончался Иван Иванович в 1850 г. в Троекурово и был погребён за правым клиросом выстроенной им самим Успенской кладбищенской церкви. К сожалению, архивные документы и человеческая память не сохранили большинства благодетельных дел Ивана Ивановича Раевского. Но и одно его приглашение старцу Илариону поселиться в Троекурово и последующая забота о нём навсегда сохранят память об этом человеке.
Как же складывалась жизнь угодника Божия после его переезда в гостеприимное имение Ивана Ивановича Раевского? Вернёмся в год 1824.
Было ещё темно, когда Иван Иванович и Иларион, сопровождаемый келейником Никитой, приехали в Троекурово, и лишь приготовленная Раевским трёхкомнатная келья по левую сторону Димитриевской церкви так и светилась вся от лампад и свечей, будто в великий праздник. С радостью вступил в неё Иларион, найдя, наконец, убежище, в котором надеялся кончить жизнь свою. Келья его была из трёх комнат: в двух помещался он, а в третьей келейник. Вот как описывал комнату затворника Ф.З. Ключарёв: «Меблирована небольшим угольным столиком, односпальною кроватью с двумя малыми белыми подушками и тюфяком, покрытым белою же простынею…» [8]
На содержание Илариона Раевский приказал выдавать ежегодно 50 руб. серебром, но это пособие нужно было только первое время, а затем усердие посетителей дало Илариону возможность не только содержать келейных самому, но и многим бедным помогать.
Живя в Троекурове, Иларион до самой смерти никуда не выходил из кельи, кроме храма, и к себе мало кого допускал, а посетителям отвечал больше через келейников – оттого и нарекли его в народе затворником.
Единственное, что мешало назвать аскетическое уединение Илариона строгим, это периодическое общение подвижника со многочисленными посетителями, которые вновь стали стекаться к нему в поисках духовных советов и наставлений. Пожалуй, самый знаменитый совет: «Иди в Оптину, ты там нужен», – получил в 1839 г. преподаватель Липецкого духовного училища Алексей Михайлович Гренков, ставший впоследствии святителем Амвросием Оптинским. Незадолго до смерти Илариона его посетил благочестивый генерал Н.Н. Муравьёв, назначенный командующим Кавказской армией во время Крымской кампании 1853-1856 гг. Получив совет: «Соблюди пост и победишь врага», – глубоко верующий военачальник во главе русских войск взял штурмом неприступную турецкую крепость Карс.
Большую часть дня затворника занимали богослужение в местном храме, молитвенные келейные правила и чтение духовной литературы. Пищу вкушал он самую скромную, а то и вовсе обходился частью просфоры или антидора. В Великий Пост ежедневно пил по стакану сока конопляного семени. Слава о его подвижнической жизни и огромной духовной силе привлекали к нему многочисленных посетителей – и простых, и знатных. Кто-то искал у него благословения или духовного совета, кто-то пытался разрешить какое-либо жизненное недоумение. Известны случаи духовной прозорливости Илариона, по его молитвам и советам исцелялись люди от болезней и беснования, устраивались жизненные неурядицы и пр. Тамбовские архиереи Арсений, Евгений и Николай при обозрении своей епархии считали за честь и удовольствие посетить Троекуровского затворника и побеседовать с ним.
По свидетельству современников, наружность старца поражала своим благообразием. Роста он был «среднего, грудь имел впалую, черты лица тонкие, правильные, глаза темно-голубые, нос с небольшой горбинкой. От чрезмерного поста лицо его было худое, но чистое и цвет его необыкновенно прозрачной белизны. Волосы имел длинные, седые, серебристым оттенком, бороду несколько продолговатую и вконце заострённую. В открытом и спокойном взоре его сияла благодать…» Он походил на ангела Божия и, будучи старцем, казался очень юным – его озаряла редкая красота души. Священник Никандр Андреев, близко знавший затворника Илариона, рассказывал: «…Тихая приветливая речь, светлый взор старца, исполненный небесного спокойствия, любви и смирения, мигом разгонят тучу скорбей и сообщат душе благодатное умиротворение. Идёшь к нему с тяжелым бременем, а от него летишь на крыльях».
В отличие от затворника Иоанна Сезёновского в Иларионе не было подобной тому нестяжательности. Но все подносимое и дарованное ему имущество он собирал и берёг не для себя. Пожертвования и приношения, которые он получал от многочисленных посетителей и постоянных благотворителей, отдавались на строительство и украшение храмов, помощь неимущим, заключённым и больным. Кроме того, затворника с самого начала жизни в Троекурово не оставляла мысль об основании здесь общежительного монастыря. И ради достижения этой цели он никогда не отказывался от даримого ему имущества, рассчитывая употребить его во благо будущей обители.
Постепенно после водворения старца Илариона в Троекурово около его кельи стали селиться благочестивые вдовы и девицы, желавшие пользоваться его старческим наставлением. С благословения подвижника и дозволения И.И. Раевского ими были поставлены сначала три убогие деревянные кельи, крытые соломой. Мало-помалу около затворника собрались двенадцать послушниц, после же его кончины осталось их в Троекурове двадцать человек. Главное их послушание заключалось в печении просфор для троекуровского и других соседних храмов, чему их обучил сам Иларион, хорошо знакомый с этим делом ещё по своему первому пребыванию в Петропавловской пустыни. Кроме того, затворник вменил им в обязанность обустраивать отдых и трапезу многочисленных странников, посещавших Троекурово в эти годы.
