Продолжение VI главы книги «История Елецкого уезда в конце XVI—XVII веков».
В тюрьме
Теперь посетим менее приятное заведение в жизни человека — елецкую тюрьму. Именно здесь, в тюрьме, мы видим еще одно проявление особого менталитета, специфики, жизненного уклада человека старой Руси. Мы уже побывали в кабаке, на торгу, видели праздники, которые отмечали ельчане зимой, заглянули в семейный быт. Везде мы коснулись и ощутили особый колорит допетровской провинциальной жизни. Такой же колорит найдем и в тюрьме. Тюрьма была особым культурным феноменом, в котором переплавлялись самые различные ценности, и создавалось новое видение мира [452].
Первые сведения о существовании тюрьмы в Ельце встречаем уже в 1592 году, когда туда посажен за дисциплинарное нарушение стрелец А. Дьяков [453]. Кроме того, по данным на 1604 год, в тюрьме находилось четыре помещика [454]. Значит, как только город был построен, появилась в нем и тюрьма.
Елецкая тюрьма представляла собой большую земляную яму, накрытую досками и окруженную сверху тыном. Комфорта и удобства в ней не было никакого. Возле тюрьмы находился сторож, здесь же были свои тюремные целовальники. В Ельце, как в любом русском городе, было две тюрьмы: одна для политических заключенных (опальная), а другая для уголовных преступников (разбойная). В тюрьму сажали и женщин и мужчин в одно помещение, но отметим тот факт, что женщин старались в тюрьмы не сажать, а оставлять в избах «за приставами». Деревянный тын, окружающий тюрьму, иногда не имел замка, а охранялся только бдительностью сторожа.
Государство в ту пору вовсе не считало себя обязанным заботится о сидевших в тюрьме. Они должны были существовать за счет родственников и друзей. Но что делать, если попавший в тюрьму человек не может надеяться на помощь родных и близких? В этом случае тюремный сторож водил его на цепи раз в день по городу: на торг, к храмам, по улицам. Тюремный сиделец должен был просить милостыню, надеясь пусть на посторонних, но все же добрых людей, проявивших к его положению участие. По традиции того времени в церковные праздники набожные люди делали богатые пожертвования в тюрьмы, раздавая еду и милостыню. Посетить тюрьму и сделать пожертвования незнакомым людям, да еще и преступникам — было в сознании человека того времени не только нормальным, но даже обязательным, правильным и необходимым поступком. Деньги, еда, одежда, принимаемые тюремным сидельцем от незнакомого человека, выполняли воспитательную, нравственную функцию, поскольку являлись актом сострадания, прощения и взаимопомощи.
Жизнь в тюрьме, как и на воле, проходила в рамках общины. О наличии тюремной общины свидетельствует ряд документов. Так, целовальник Алехин оказался в тюрьме, и «старые тюремные сидельцы» стали просить у него «влазново». На уголовном жаргоне «влазным» называли денежный взнос за право находиться в тюремной общине. Заметно, что в тюрьме наибольшим авторитетом пользовались «старые сидельцы», которые оказывались там периодически.
Рассмотрим один сюжет из жизни елецкой тюрьмы. Однажды в 30-е годы заключенный Афанасий Немов решил донести на сидевшего с ним в тюрьме Еремея Васильева. Но прежде чем сообщить губному старосте, он рассказал о своем намерении тюремным сидельцам, однако поддержки не нашел. Тюремная община пыталось помирит его с Е. Васильевым и даже привела к крестоцелованию. Но Немов все равно донес. Губной староста, конечно, затеял допрос свидетелей и те как один оправдывали обвиняемого [455].
Большую власть над заключенными имел губной староста. Так, один из них, Иван Бовыкин, на допросе избил Немова, что тот чуть не умер, и грозился даже «прежечь надвое» [456].
В тюрьму мог попасть каждый. В Ливнах в тюрьме за неудачный местнический спор оказался сам воевода. Елецким тюремным сидельцем в 1628 году был игумен Троицкого монастыря Авраамий, а также старец Задонского монастыря Перфилий [457].
Однажды в тюрьме оказался и чернослободский поп Григорий. Известно, что он, находясь в заключении, продолжал исполнение обязанностей подобающих сану: служил «заутреню и молебен». При этом, пребывая в заключении, он терпел издевательства дворянина Томилы Толбузина, служившего рязанскому архиепископу [458].
В 1636 году в тюрьме находилось 16 сидельцев, а в 1685 году — 22 человека [459]. Анализируя документы, можно предположить, что сидельцы общались, разделившись на несколько групп. Так, на допросе часть арестантов оправдывалась тем, что не слышала, что сказал один из их товарищей, потому что «спали далеко». Вот как описывает Устин Дурнев свою «кампанию»: «а он де Устинка, себе лег спать сам третей (т.е. он и еще 2 человека) с донским казаком Левкою Елизарьевым да с ним с Афонькою Немовым» [460].
Тюремные будни сводились к заботе о пропитании и разговорам, часто на тему свободы. Так в июле 1636 года, собравшись ложится спать, заключенные «почели… меж себя про свои нужи говорить: «чаю де нам своей нужи не избыть» [461].
В тюрьме применялись цепи и оковы. Есть упоминания об «огибнях» на ногах и железных наручах на руках, шею оковывали цепью прибитую к специальному бревну или стулу [462]. Конечно, не все заключенные находились в цепях, многие могли свободно передвигаться.
В традиционной русской культуре разбойник или вор воспринимались как люди, близкие к некому антимиру. Разбойнику часто приписывали колдовские способности: загова-ривать оружие и находить клады, менять свое обличье. Показателен в связи с этим случай с уже известным нам тюремным сидельцем Афанасием Немовым. Несмотря на все меры «бережения», Немов все-таки смог осуществить побег. Когда его поймали, то на допросе он так изложил подробности своего бегства: «а он, де государь Афонька по грехам с ума сбрел, и к нему де под ту ночь пришли въяве неприязненные, и те оковы с него обломали…». Видимо, тут под «неприязненными», освободившими тюремного сидельца, понимаются демоны, злые духи.
Обратимся к данным нескольких тюремных описей [463]. В 1636 году в тюрьме находились восемь крестьян, три сына боярских, три посадских человека, два казака и один стрелец. Самыми частыми преступлениями были убийства (восемь случаев — один казак, три сына боярских, два крестьянина, один жилец, один стрелец), конокрадство (три случая — три крестьянина). Важным правонарушением являлся побег от своего помещика, за это в тюрьму попало три человека (один жилец, два крестьянина). Наконец, всего один случай составило воровство (один казак), а вина двух человек не известна. Большинство заключенных (одиннадцать человек) находились в тюрьме полгода или меньше. Лишь пять человек сидели в тюрьме больше указанного срока. Интересно, что дольше всех в заключении находился П.Ф. Загуменников, посаженый туда 29 июня 1635 года, его срок составил к тому времени 1 год. В 1685 году в тюрьме находились 22 человека, причем двое из них за других людей. Так, крестьянин Скороваров сидел за крестьянскую вдову княгини Воротынской, а помещик Иван Сухинин вместо отца, обвиняемого в татьбе (т.е. воровстве). Большинство сидящих в тюрьме — крестьяне, обвиняемые в кражах и разбое.
Особого органа для борьбы с преступностью не существовало. Был конечно губной староста, но он скорее выполнял функцию расследования, наказания, служил связующим звеном между населением и властью. Так что преступлениями ельчане боролись всем миром. Люди часто сами ловили преступника и отводили его в город губному старосте или воеводе. Общинная организация уезда позволяла бороться с преступлениями достаточно эффективно. Общество, в котором «все друг друга знали» легко находило преступника.
Тюрьма XVII века — это мир своего времени в миниатюре, в котором отразились все особенности эпохи. Это и общинный дух, коллективизм, искренняя вера в нечистую силу и потусторонний мир. Православные традиции позволяли существовать тюремным сидельцам за счет добрых людей, которые давали милостыню на праздники и в простые дни. Нам неизвестны случаи, чтобы кто-то в тюрьме умер от голода, хотя государство на содержание тюрем не тратило ни копейки. Даже содержание обслуживающих тюрьму сторожа и целовальников проходило за счет средств, собираемых с населения. Ремонт тюрьмы — тоже дело всех горожан. Правда, организовывался ремонт воеводой или губным старостой, но деньги на него собирались с населения.
В редких случаях наказание не ограничивалось тюрьмой. За колдовство, связанное с порчей людей, могли сжечь в срубе, но не устраивать из этого массового зрелища. В большой яме, накрытой досками, человек быстрее задыхался, чем успевал сгореть. Еще реже обращались к услугам палача, когда за преступление надо было повесить или отрубить голову. В Ельце и в городах поблизости не было ни одного палача. Никто, даже за деньги, не хотел брать на себя эту работу. Поэтому палача нужно было ждать из другого города. Одно дело убить на войне, убить, защищая семью или себя, другое дело убить неизвестного человека просто по долгу службы.
Ляпин Д.А. История Елецкого уезда в конце XVI—XVII веков. Научно-популярное издание. — Тула: Гриф и К, 2011. — 208 с.
Источник http://vorgol.ru/istoriya-eltsa/istoriya-uezda-16-17-v/v-tyurme/
Примечания:
452. Говоря об исследовании тюрьмы можно указать на работу В.Н. Глазьева, посвященную осмыслению взаимодействия власти и общества на Юге России и противодействия уголовной преступности: Глазьев В.Н. Власть и общество на юге России: противодействие уголовной преступности. Воронеж, 2001.
453. Глазьев В.Н., Новосельцев А.В., Тропин Н.А. Российская крепость на южных рубежах. Елец, 2001. С.159.
454. РГАДА. Ф.210. Д.86. Л.93.
455. Новомбергский Н.Я. Слово и дело государевы. М., 2002. С.344—347.
456. Там же. С.138-139; 484; 444.
437. Елецкая челобитная. 1628 год // Горлов В.П., Новосельцев А.В. Елец веками строился. Липецк, 1993. С.345.
458. Новомбергский Н.Я. Указ. соч.. С.53—55.
459. РГАДА. Ф.210. Оп.6-д. Д.133. Л.307 об.-308.
460. Новомбергский Н.Я. Указ. соч. С.484.
461. Там же. С.483-485.
462. Там же. С.444. См. также: Воробьев А.В. Елецкая тюрьма в первой половине XVII в. // Исторические записки ВГУ. Вып. 13. Воронеж, 2007. С.10—16.
463. РГАДА. Ф.210. Оп.6-д. Д.133. Л.307 об.-308.
Статья подготовлена по материалам книги Д.А. Ляпина «История Елецкого уезда в конце XVI—XVII веков. Научно-популярное издание», изданной в 2011 году под редакцией Н.А. Тропина. В статье воспроизведены все изображения, использованные автором в его работе. Пунктуация и стиль автора сохранены.
