Продолжение II главы I части книги «На степном пограничье: Верхний Дон в XVI-XVII веках».
Бледное пламя
Наиболее важное место в жизни городов Верхнего Дона в конце XVI века занимали помещики, которых в те времена называли детьми боярскими. Происхождение этого странного, на первый взгляд, названия следующее. В далёком XV веке, когда Московское княжество присоединяло русские земли, местные княжеские дворы с боярами переходили в Москву. Но места в столичной Боярской думе всем не хватало, и многие претенденты в думу ждали своего часа всю жизнь. Вскоре в Москве бояр стало так много, что их начали посылать на военную службу. Первоначально некоторые из этих первых помещиков (великий московский князь «помещал» их в своих владениях на условиях военной службы) были действительно детьми бояр. Отсюда происходит и их название [1]. Но времена, когда они все были элитой, давно канули в Лету. Тогда их количество настолько увеличилось, что большинство помещиков всю жизнь проводили в уезде, решая административные
Важность помещиков как социальной группы заставляет нас посвятить им отдельный параграф. Начнём мы наше наблюдение с небольшой деревни Мценского уезда, где в декабре 1591 года решался вопрос о наборе на службу в новый, ещё не построенный город Елец.
Местные помещики собрались в центре деревни, возле дома местного старосты. Здесь уже находились их взрослые дети и женщины, и среди прочих в этом собрании участвовал священник из соседнего села. Мценский воевода накануне получил указ из Москвы о наборе или, как тогда говорили, о «верстании» детей боярских в новый город Елец. По указу ехать должны были наиболее обеспеченные «прожиточные и семьянистые», но таких семей в деревне имелось всего пять, и ехать из них никто не хотел. Государство же справедливо считало, что отправиться на опасный участок военной границы следовало опытному, благонадежному человеку с семьёй.
Наконец, долгими спорами уже в сумерках, решили послать на службу женатого двадцатилетнего Гаврилу Капустина, имеющего сына. Отец Гаврилы Филат выпросил у соседей за это «помощи» в переезде: новую телегу и хлеба на дорогу. Гавриле идея с переездом не нравилась, но сопротивляться воле старших было бессмысленно. Уже в темноте решённое «государево дело» обмыли в хорошо освещённой избе Капустиных.
На следующий день староста села сообщил воеводе о выборе одного человека и, чтобы тот не требовал ещё людей и не стал проверять «прожиточность», военный и хозяйственный опыт выборного кандидата, ему поднесли гуся и десяток яиц с низким поклоном от села.
Гаврила Капустин готовился к отъезду. Первым делом он рано утром отправился на службу в храм села, находившегося неподалёку. Здесь он причастился, исповедался и сделал небольшой вклад. Вернувшись домой, Гаврила пошёл в пристроенную к избе оружейную клеть. Отец редко пускал его сюда, но теперь дверь клети была открыта, а Филат Иванович рассматривал свой небогатый арсенал. «Татары де все ведомые войны, особая их ловкость во внезапности, оружие же их главное – лук и сабля. Вот де я даю тебе саблю, что отец мне сберёг, а служил он при Государе, Великом князя, Блаженноё памяти Иоанне Васильевиче, и под Полоцк ходил в поход и с литовскими людьми много бился…» — с такими словами Гаврила принял из рук отца слегка изогнутую саблю с ножнами, обитыми красным атласом. Хотя наш герой уже достиг служебного возраста, ему никогда не приходилось участвовать в войне или даже в смотре, но саблю эту он хорошо знал. Кроме сабли он получил лук, колчан, стрелы и небольшой нож для очистки стрел. Теперь это оружие, к которому ещё нужно было привыкнуть, принадлежало ему. Убивать людей Гавриле ещё не приходилось, и напрасно утром батюшка убеждал его, что «татарове суть язычники и убийство их дело не греховное», при мысли о сражении у него возникали волнение и испуг. Ровесники Гаврилы получали первые боевые уроки на охоте, когда ходили «тешиться» в лес на лося, дикого вепря или полубезумного весной оленя. Были и те, кто ходил в январе на медведя с рогатиной. Но отец Гаврилы не любил охоту, считая это дело напрасным риском, и сына не пускал дальше пруда, где тот стрелял уток.
Через два дня Гаврила получил от воеводы грамоту, в которой подробно описывалась цель его поездки, происхождение и личные качества. Оставив на время жену и ребёнка в деревне, Гаврила в новой телеге ехал в Данков, там он планировал встретить таких же, как и он новобранцев, записавшихся в новый город. Из Данкова они ехали уже весёлой компанией в шесть человек, причём все были из Мценского уезда. Дорога казалась им лёгкой, татар они не видели, а день выдался солнечным, хотя и холодным.
Прибыв в Елец, мценские помещики отправились к воеводе, который уже обосновался в новых двухэтажных хоромах, хотя официально они и назывались «воеводской избой». Воевода долго изучал сопроводительные бумаги, потом пристально разглядывал самих новобранцев и остался явно недоволен увиденным. Таких ли помещиков ждал князь Андрей Дмитриевич Звенигородский? Ему были нужны взрослые, опытные, надёжные люди. «Ты, Гаврилко, саблей-то рубить умеешь?» — только и спросил воевода. «А, то…» — отвечал Капустин, опустив глаза на деревянный дубовый пол со следами от сучков.
Зато приехавшие сразу стали просить раздать им земли под поместья. Они уже решили поселиться в одном месте, даже основать целое село. Но отводить земли им пока никто не собирался, вместо этого Звенигородский приказал построить временные полуземлянки в городе, там, где располагалась слобода детей боярских, и немедленно приступить к постройке крепости вместе со стрельцами и казаками.
Капустин с товарищами, строя свои первые дома, рассуждали и спорили о том, сколько земли они получат. Размер земельных участков зависел от боеспособности и родовитости помещика. На этих основаниях их записывали в статьи, а потом раздавали поместья. Представитель первой статьи получал 200 четвертей (1 четверть – 0,5 Га), второй — 150, третьей – 100 четвертей. Но пока думать о собственных землях было ещё рано.
Жизнь в строящемся городе текла однообразно. Только на Рождество 25 декабря им позволили не работать на постройке стен и башен. В начале января приехали к Гавриле отец и жена с ребёнком. Отец привёз хлеб и необходимые в хозяйстве вещи. Он учил сына тому, как летом нужно будет правильно выбрать себе земельный участок. После его отъезда жизнь пошла своим чередом.
Среди развлечений у первых жителей Ельца была только охота. Места эти изобиловали зверем, птицей и рыбой. Сохранились распоряжения, запрещающие помещикам ездить в Поле за добычей. Воевода Ельца строго следил за тем, чтобы помещики не выезжали из крепости без особой надобности. Поэтому охота являлась редким развлечением, да и Гаврила был плохой охотник.
В январе 1592 года наш герой остался без лошади. Так вышло, что по неопытности он возил на ней огромные брёвна, стремясь быстрее справиться с постройкой отведённого ему и товарищам участка стены. Но, сделав несколько поездок, лошадь пала. Затем товарищи предложили разобрать на дрова и телегу, всё равно зимой ездили на санях. Разломав телегу, они сожгли ее и согрелись возле костра. Назавтра таскать брёвна пришлось на себе, волоком по снегу. Многие помещики возмущались и открыто ругали воеводу А.Д. Звенигородского, указывая на то, что они, люди с благородной кровью, опускаются до такого низкого занятия как постройка города. Но и сам князь Звенигородский за словом в карман не лез, угрожая тюрьмой (которая стала одной из первых построек в городе).
Помощник воеводы, городовой голова Иван Мясной называл такие разговоры изменой и грозил «государевой опалой». Капустин сам наблюдал такую картину: стоя на высокой, только что срубленной стене и оценивая её наклон, Иван Мясной был вынужден отвлечься на группу помещиков, просивших освободить их от работы: «Не моё де это дело – кричал Иван Мясной – дело то государево!!! А отбыть от государевой службы есть прямая измена! Лошади де ваши пали так волоком волочите, лес всего в пяти верстах!». При этом свёрнутым кнутом он указывал в сторону, на темнеющую вдалеке полоску дубового леса за рекой Лучок.
Капустин вернулся в тот день в свою полуземлянку замёрзший и измученный. В избе было холодно и пусто, он взял большую охапку мокрых от снега веток и кинул в печь, сложенную в углу избы. Тотчас чёрный едкий дым заполнил пространство. Но, прежде чем приоткрыть дверь, Гаврила всмотрелся в разгорающееся пламя, и от густого дыма оно показалось ему бледным, холодным и совсем не греющим.
Ляпин Д.А. На степном пограничье: Верхний Дон в XVI-XVII веках. — Тула: Гриф и К, 2013. — 220 с.
Источник http://vorgol.ru/istoriya-eltsa/verxnij-don-16-17-v/blednoe-plamya/
Примечания:
1. См.: Ляпин Д.А. Дети боярские Елецкого уезда в конце XVI-XVII вв. Елец, 2008.
Статья подготовлена по материалам книги Д.А. Ляпина «На степном пограничье: Верхний Дон в XVI-XVII веках», изданной в 2013 году. В статье воспроизведены все изображения, использованные автором в его работе. Пунктуация и стиль автора сохранены.
