Пророческие слова Иоанна о том, что в Сезёново будет монастырь, мало кто тогда воспринимал всерьёз, однако постепенно вокруг подвижника стали собираться вдовы и девицы, желавшие вести благочестивую жизнь под его духовным руководством.
Первой поселилась в Сезёново Дария Дмитриевна Кутукова, проживавшая до этого в с. Головинщино Раненбургского уезда. Родилась будущая сезёновская подвижница в 1772 г. в семье государственного крестьянина Дмитрия Гавриловича Кутукова в с. Пиково Раненбургского уезда Рязанской губернии (ныне с. Пиково Чаплыгинского района Липецкой области). В детстве и юности Дарья отличалась живым весёлым характером, любила общение со сверстниками и различные девичьи игры. Тем удивительнее было родителям, когда она заявила, что замуж выходить не будет. А в 24 года, после свадьбы младшего брата, Дария тайно покинула родной дом и отправилась в с. Каликино Лебедянского уезда Тамбовской губернии к проживавшей там Евфимии Григорьевне Поповой, известной своей праведной жизнью. Вместе с ней подвижница посетила подвизавшегося в это время в Каликинском лесу Илариона, будущего Троекуровского затворника. Тот благословил Дарию на поступление в женский монастырь в Меловых Горах, где она исполняла послушание при трапезной и снискала любовь и уважение сестёр своим смирением и молчаливостью. В 1806 г. необходимость получения паспорта заставила Дарию Дмитриевну вернуться к родителям, которые теперь уже благословили её на продолжение подвижнической жизни и помогли получить документ. После этого она отправилась в Тамбов к подвижнице Агафье Ивановой, ведшей уединённый образ жизни, у которой и прожила 8 лет. Затем Дария по году провела в Ростовском и Муромском монастырях, а около 1816 г. поселилась в келье в с. Головинщино Раненбургского уезда, построенной ей отцом, где стала заниматься печением просфор для окрестных сёл и подвижника Илариона, проживавшего в то время в с. Колычеве Данковского уезда Рязанской губернии. Посещала она в это время Киево-Печерскую лавру и Задонский Богородицкий монастырь, где в декабре 1817 г. у старца Агапита и произошла знаменательная её встреча с Иоанном, будущим Сезёновским затворником. В 1828 г. Дария Дмитриевна Кутукова выстроила себе в Сезёново келью и переселилась в неё на постоянное жительство, избрав своим главным делом служение угоднику Божию Иоанну [15].
Слава о строгой подвижнической жизни затворника к тому времени разошлась далёко за пределы Лебедянского уезда и приводила к дверям его кельи толпы посетителей, жаждущих наставлений и ответов на свои духовные вопросы.
Иоанн никому не отказывал в беседе, общаясь с посетителями через закрытую дверь кельи и часто употребляя различные притчи. Успешно исцелял подвижник разные людские недуги с помощью молитвы, лампадного масла, просфор, корений, сухих листьев и чая. За свою строгую подвижническую жизнь Иоанн Сезёновский был удостоен дара прозорливости; нередко знал, что с человеком случилось ранее, предсказывал, что будет с ним впоследствии. Спустя несколько лет рассказы о скромном подвижнике, исполненном благодати, влекли в Сезёново большое число паломников. К келье затворника до самой его кончины стекалось множество людей, обращавшихся к нему с просьбами молитв и заступничества перед Богом. Посещал Иоанна Сезёновского и Александр Михайлович Гренков (будущий преподобный Амвросий Оптинский), который по его совету отправился в Троекурово к затворнику Илариону. Это было летом 1839 г., когда вместе с товарищем Павлом Степановичем Покровским будущий великий угодник Божий проводил отпуск у родителей Покровского в с. Сланское.
Иные благочестивые старицы и девицы, по примеру жившей при келье затворника Дарии Дмитриевны Кутуковой, оставались в селе, строя себе келейки близ церковной ограды. Первыми поселившимися здесь были Евдокия Даниловна Фролова, Евдокия Гамаюнова, Гликерия Васильева и Анастасия Яковлевна Ангелова [16]. Так постепенно закладывались начала будущего монастыря, о созидании коего не раз пророчествовал блаженный Иоанн. Затворник принимал в селившихся у Казанской церкви женщинах «сердобольное отеческое участие и многие из них сделались постоянными ученицами его, так что прежде, чем основалось правильное общежитие, многие для него были подготовлены. Укрепляя таковых в вере и исполнении заповедей Божиих, Иоанн обучал их приуготовительным подвигам смиренной, иноческой жизни…» [17]
Рассказывают, что однажды, задолго до первых шагов к построению обители, затворник начал просить владелицу села Сезёново княжну Надежду Николаевну Несвицкую уступить ему одну дикую яблоню с корнем, росшую довольно далеко от его кельи. Княжна вместо этого предлагала прислать ему «молодых прививков», считая, что они лучше подойдут для садика, разбитого Иоанном при келье, но затворник стоял на своем и просил именно дикую яблоню, на которую указывал издали. Впоследствии, когда уже было положено начало Сезёновской обители и на земле, пожертвованной княжной Несвицкой, стали строить монастырскую ограду, в черту её вошла и вышеупомянутая дикая яблоня. Тогда-то княжна и вспомнила непонятную до того просьбу затворника об уступке ему этой яблони и узнала её настоящий смысл [18].
О будущем монастыре не раз говорил затворник и своему преданному помощнику – крестьянину Ивану Бирюкову. В 1826 г., в октябре, когда привезли затворнику новую келью, тот взял Бирюкова с собой и пошёл в лес, где заставил крестьянина вырубить и заострить кол. Затем они подошли к ограде гумна причетника Василия Алексеевича, где затворник приказал Бирюкову положить три поклона, раскопать земляной вал у ограды, и сперва сам тремя ударами всадил заостренный кол в землю, а потом заставил Бирюкова поглубже его вбить.
«– Знаешь ли, что будет здесь? Тут выстроится колокольня, и здешний колокол будет слышен по всей России.
– Едва ли, батюшка, – заметил простодушный крестьянин, – здесь не слыхать даже и московских колоколов, а они известны всюду по величине и по звону.
– Маловер ты, Иван, – отвечал затворник, – и не понимаешь смысла моих слов.
Дойдя до того места, где впоследствии была устроена трапезная, Иоанн также приказал вбить кол, сказав: «Тут будет наша граница, и это будет наша земля», – присовокупил он, указывая далее по прямому направлению». В это время над ними поднялась стая галок, и они начали кричать. На вопрос Бирюкова, что бы это значило, Иоанн сказал: «Скоро здесь будет столько галок, что не сочтёшь». При этом он заметил: «Здесь будет и Иерусалим, и Афон, и Киев. Будут у нас и священники из дворян» [19]. Иносказательно о грядущем создании обители говорил затворник Иоанн и лебедянскому мещанину Алексею Красинскому [20].
Во исполнение своего замысла об основании монастыря в 1838 г., за год до смерти, Иоанн испросил через своих благодетелей благословения и разрешения тогдашнего епископа Тамбовского Арсения (Москвина) построить в с. Сезёново вместо ветхой Казанской церкви новый каменный семипрестольный храм. Затворник послал Гликерию Васильеву, одну из будущих сезёновских монахинь, за планом к Владыке Арсению. Блаженный Иоанн, ходатайствуя о дозволении на созидание храма, предлагал в поручители успешному совершению строительства Пресвятую Богородицу и святителя Николая, на которых возлагал своё упование.
Епархиальное начальство не стало возражать против благого начинания, и благословенная грамота на устроение храма и его архитектурный план были выданы Преосвященным Арсением Тамбовским 12 августа 1838 г.
А 8 сентября 1838 г., в праздник Рождества Пресвятой Богородицы, совершилась закладка будущего монастырского храма [21]. Затворник лично своим тяжёлым железным 18-фунтовым посохом размерил его основание, а также пространство, которое должно было войти в церковную ограду, и на местах, предназначенных для престолов, водрузил деревянные кресты. При этом место, избранное Иоанном для строительства храма, было не совсем ровно. Подрядчик и прихожане просили блаженного поставить храм повыше, на местности более ровной, но затворник этому воспротивился, говоря: «Если тронете, то не построите и в двадцать лет, на этом месте покончите в три года» [22].
Положив основание строительству, затворник Иоанн, не имел ни средств, ни материалов для сооружения задуманного храма. Да и на местную помощь сильно рассчитывать не приходилось. Ещё когда он только объявил собравшимся на богослужение в сезёновскую церковь о своём намерении возвести новый храм и показал полученный план, поселяне сказали, что могут только возить кирпич и немного помочь с произведением строительных работ в свободное время [23].
И всё же не было заметно в блаженном какого-либо уныния или озабоченности. Он не таил ни перед кем, что дело это не его, а Божие, а он лишь орудие его воли, почему и должно совершиться помимо всех к тому препятствий. Велика была его вера в помощь споручников в построении храма – Пресвятой Богоматери и Чудотворца Николая, и вера эта вскоре оправдалась чудесным началом этого дела. Подрядчик требовал денежного задатка и материала для работ: ни того, ни другого не имелось в наличии. «Подожди до завтра, – говорил ему с уверенностью подвижник, – Матерь Божия и святитель Николай всё нам пошлют». Действительно, утром следующего дня множество подвод прибыло в Сезёново с бутовым камнем, кирпичом, известью, лесными материалами и даже с мукой и крупой для продовольствия рабочих. Все это прислано было оставшимся неизвестным жертвователем. И в тот же день один богатый помещик, также сокрывший имя своё, посетил затворника, вручив ему на строительство храма 500 руб. [24]
На постройку церкви, а также келий для сестёр, дома для священнослужителей и ограды предполагалось употребить 20 тыс. руб., пожертвованных неизвестным лицом. Исполнению воли Иоанна Сезёновского способствовал Троекуровский затворник Иларион, который, любя церковное благолепие, сам много жертвовал на построение и украшение храмов и побуждал к этому других. Известно, что помещик Звягин «покорно просил затворника взять от него 100 тыс. рублей на устройство церкви или чего другого, но отец Иларион сказал ему: «Я слаб и сих денег я не возьму, а ступай в Сезёново к Ивану… Отдай ему. Пусть он строит…» После этого Звягин отправился в Сезёново [25].
Таким образом, начало работ было обеспечено, материал готов, а подрядчик, увидев с изумлением, что предсказание Иоанна сбылось полностью, получив приличный по сумме задаток, с верой и усердием немедленно приступил к делу. Вырыты были рвы для фундамента стен, забутованы, и в десять дней цоколь сделан был по самые окна. Скорой и успешной работе своей дивились сами рабочие и приписывали это молитвенному содействию подвижника Божия, говоря, что в иное время на производство подобной работы потребовалось бы не менее шести недель.
Окончить начатое строение храма о семи престолах Иоанн Сезёновский поручил своей «присной ученице» Дарии Дмитриевне Кутуковой и, хотя не говорил ей ясно о приближении своей кончины, но неоднократно напоминал, что после него она должна взять на себя попечение как об окончании храма Божия, так и об утверждении и распространении при нём строгого иноческого общежития.
И действительно, Иоанну, затворнику Сезёновскому не суждено было видеть завершения своих трудов. Положив прочное основание строительству, он скоро сам обрёл вечный покой вблизи строящегося храма как один из краеугольных камней возникшей после него, но по предсказанию и предначертанию его, иноческой обители. Заключившись в затворнической своей келье, подвижник скончался в ней мирною и благою кончиной 14 декабря 1839 г., прожив 48 лет 5 месяцев и 20 дней, из которых почти 22 года провёл в строгом затворе [26]. Кончину затворника установили не сразу, обнаружив его через несколько дней в коленопреклоненном положении со окрещёнными на груди руками пред келейной иконой. А произошло это следующим образом. Старица Дария, «удивляясь, что затворник Иоанн несколько дней сряду не звал её к себе, послала в Лебедянь известить об этом протоиерея соборной Казанской церкви Аристарха Кузьмина и просить его совета, как ей поступить. Вместо ответа протоиерей 24 декабря приехал в Сезёново сам с несколькими посторонними лицами. Хотели они немедленно отпереть дверь кельи затворника, но все усилия оказались напрасны; по сему принуждены были выломать окно и войти в комнату, где увидели Иоанна, скончавшегося около аналоя на полу во время земного поклонения пред иконой Божией Матери. Он лежал, наклоняясь на правый бок, правая рука, опираясь на локоть, поддерживала голову, а левая лежала на ладони правой, как будто в то время, когда он силился сложить их крестообразно, душа его отлетела; но лицо осталось обращённым к иконе Божией Матери. Во время обмывания и одевания тела его не видно было никаких признаков мертвенности; на лице виднелся даже румянец; казалось, это был не мертвец, а человек, погружённый в глубокий сон» [27].
