Глава I части II книги «От Подстепья до Поморья. Елецкий край и Выговский край…»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИСТОРИЯ И ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА ЕЛЕЦКОГО КРАЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ И.А.БУНИНА
Я глядел, и опять слезы наворачивались мне на глаза –
от неудержимо поднимавшегося в груди
сладкого и скорбного чувства родины, России…
И.А. Бунин
Глава 1. Роль Ельца в формировании бунинского восприятия историко-культурных основ русского мира
«Очень русское было все то, среди чего я жил в мои отроческие годы», — писал И.А. Бунин о своей Родине – Елецком крае. Он отмечал, что именно здесь «…впервые коснулось меня сознание, что я русский и живу в России, …и я вдруг почувствовал эту Россию, почувствовал ее прошлое и настоящее, ее дикие, страшные и все же чем-то пленяющие особенности и свое кровное родство с ней…» [27, 105] (курсив мой А.П.).
Слово «край» подразумевает существование исторического прошлого у той территории, которая этим словом обозначается. Край – это регион, сложившийся исторически, культурно, хозяйственно, географически. На карте страны Елецкий край не обозначен как самостоятельная территория. Но на исторической, культурной, духовной карте России Елец всегда был отмечен как один из символов русского мира, русской традиции, как центр особого пространства – Елецкого края.
В географическом отношении Елецкий край – это восточные склоны Среднерусской возвышенности, местность между реками Красивая Меча, Быстрая Сосна и Дон.
В средние века здесь располагалось Елецкое удельное княжество, управлявшееся князьями Елецкими из рода князей черниговских, потомков святого Михаила Черниговского, погибшего в Золотой Орде за верность православию. Тесные связи Елецкой земли с землей Черниговской (Днепровским левобережьем, бассейнами рек Десна и Сейм) являются характерной чертой елецкой историко-культурной и этнографической традиции. Само название города, как убедительно доказывает в своей работе «Древнерусская топонимия Елецкой земли» Т.В. Краснова, черниговского происхождения. Оно связывается с активным распространением влияния Чернигово-Северского княжества на территорию верхнего Дона и Быстрой Сосны в XI столетии.
В XVI-XVII веках формировался обширный Елецкий уезд, в XVIII веке Елец – центр наместничества, наконец, с 1779 года – уездный центр Орловской губернии.
В Елецком крае на протяжении веков сохранялось устойчивое население, из поколения в поколение передававшее народную этнокультурную традицию.
Общеизвестно, что Елец один из древнейших русских городов. Наиболее раннее упоминание о нем содержится в знаменитой Никоновской летописи (1146); в «Истории Российской» В.Н. Татищева Елец упоминается в связи с событиями 1144 года. Археологические данные многолетних раскопок под руководством А.Д. Пряхина, Н.А. Тропина свидетельствуют о наличии поселений на территории нынешнего Ельца и округи в IX, X, XI веках (элементы керамики, найденные летом 2009 года на Кошкиной горе; данные из раскопок Воргольского городища IX-XI веков; Лавского археологического комплекса). На протяжении столетий, начиная с раннего средневековья, это место являлось центром окружающего цивилизационного пространства. Воргольское поселение в IX-XI веках было родоплеменным, а также культовым, обрядовым языческим центром, о чем свидетельствуют остатки языческого святилища, найденные на территории поселения. Велико было и значение Лавского поселения, функционировавшего с XI по XIV век на несколько километров выше от исторического центра современного Ельца по течению реки Быстрая Сосна.
В последнее время популярной становится теория о том, что городища древних славян в первую очередь были святилищами, а уже впоследствии обрастали крепостями и посадами, превращаясь в города. То есть, при выборе места для основания поселения славяне-язычники (как, впрочем, и другие народы, жившие в системе традиционных верований) руководствовались его сакральным значением и возможностями. Это место должно было обладать мистической энергетикой. Историк-публицист Лев Прозоров в своей работе «Язычники крещеной Руси» пишет: «Здесь мы приближаемся к любопытнейшей области, именуемой геомантикой или сакральной географией. Ее основы в России заложил еще Зориан Яковлевич Доленго-Ходаковский… Он первый выдвинул мысль о том, что городища древних славян изначально и в первую очередь были святилищами. Руководствуясь названиями мест и урочищ он восстанавливал упорядоченную сеть святилищ-городищ, равномерно покрывающую Славянщину. …пращуры наши, закладывая города, прежде всего искали не места «на торговом пути» или в безопасности от врагов. Выбор места для поселений – старше сколько-нибудь активной торговли. Древние искали места, отмеченного волей Богов, места, где легче общаться с небесными Предками.
А уж потом, от одного такого городища-святилища к другому, прокладывали тропы странники и купцы» [153, 115]. Таким образом, изначально восточнославянские поселения могли быть не просто стратегическими пунктами, но и своеобразными «Местами Силы», откуда можно было черпать мистическую помощь, моральную поддержку, вдохновение. Вполне возможно предположить, что древний Воргол являлся именно таким местом. В XI веке на смену Ворглу приходят уже христианское Лавское поселение и летописный Елец. Все эти поселения находятся на одном небольшом пятачке, ограниченном с запада рекой Воргол, с востока рекой Елец (Ельчик), с юга рекой Быстрая Сосна. В разное время они являлись центрами мощного цивилизационного пространства, которое сформировали славяне, поселившиеся на данной территории.
Елец в XIV-XV веках являлся центром удельного княжества, где пересекались интересы Москвы, Великого княжества Литовского, Орды и Рязани. В начале XV века княжество ослабевает под ударами татар и новое возрождение Ельца происходит уже в рамках Московской державы, когда в 1592 году по указу царя Федора Иоанновича ставится мощная дубовая Елецкая крепость, растет население края, «верстаются» поместьями служилые дворяне – предки героев бунинских произведений и самого Ивана Алексеевича. Ко второй половине XVII века Елец превращается в крупный торговый и ремесленный центр, эволюционирует в один из центров городской культуры на границе центральной и южной России – того самого «Подстепья», ставшего основным местом действия, а в широком понимании – и основной темой творчества И.А. Бунина. Пик развития Ельца приходится на XIX – начало XX века. В это время складывается архитектурный облик города, в целом сохранившийся и поныне. Однако елецкое пространство пронизано энергетикой всех эпох и этапов русской истории, вплоть до самых древнейших архаичных пластов. Чувство истории, ее энергетика концентрируются в елецком пространстве, дающем духовную силу, творческое, в том числе и литературное, вдохновение, а также особое восприятие русской истории и русской культуры. На протяжении всего своего исторического существования Елец выступал как культурообразующий центр окружающего пространства.
В буниноведении отмечается значение Ельца и Елецкого края в жизни и творчестве Ивана Алексеевича. В нашем случае важно то, что Елец явился для Бунина первым историческим русским городом в его сознательной жизни, и в этом смысле оказал сильнейшее влияние и определяющее значение на формирование бунинского восприятия истории – истории родного края и истории России в целом. Древняя, овеянная легендами история Ельца и Елецкой земли, произвела на Бунина сильнейшее впечатление, сохранившееся на всю жизнь. Это впечатление оказало влияние на такую характерную черту бунинского творчества как его историзм, отражение в стихах и художественной прозе философско-исторических размышлений и переживаний писателя.
Облик города, елецкий исторический ландшафт, древняя топонимия рождали у Бунина сильнейшие ассоциации с историческим прошлым – личным, семейным, родовым, елецким, из которого вырастало ощущение и понимание общероссийской, общенародной истории. В романе «Жизнь Арсеньева» писатель передает свои яркие детские впечатления от поездок в Елец и окружавшей его атмосферы старины: «… когда меня везли в гимназию,- по новой для меня, Чернавской дороге,- я впервые почувствовал поэзию забытых больших дорог, отходящую в преданье русскую старину. Большие дороги отживали свой век. Отживала и Чернавская. Ее прежние колеи зарастали травой, старые ветлы … вид имели одинокий и грустный. Помню одну особенно… На ней сидел, черной головней чернел большой ворон, и отец сказал, очень поразив этим мое воображенье, что вороны живут по нескольку сот лет и что, может быть, этот ворон жил еще при татарах … В чем заключалось очарованье того, что он сказал и что я почувствовал тогда? В ощущении России и того, что она моя родина? В ощущении связи с былым, далеким, общим, всегда расширяющим нашу душу, наше личное существование, напоминающим нашу причастность к этому общему? Он сказал, что этими местами шел когда-то с низов на Москву и по пути дотла разорил наш город сам Мамай, а потом – что сейчас мы будем проезжать мимо Становой, большой деревни, еще недавно бывшей знаменитым притоном разбойников и особенно прославившейся каким-то Митькой, таким страшным душегубом, что его, после того как он наконец был пойман, не просто казнили, а четвертовали… Татары, Мамай, Митька … несомненно, что именно в этот вечер впервые коснулось меня сознание, что я русский и живу в России … и я вдруг почувствовал эту Россию, почувствовал ее прошлое и настоящее, ее дикие, страшные и все же чем-то пленяющие особенности и свое кровное родство с ней … Очень русское было все то, среди чего жил я в мои отроческие годы » [27, 104-105]. Восприятие елецкой истории привязано к городским улицам, слободам, церквям, монастырям, неповторимой елецкой округе, старым дорогам; насыщено былинной, сказочной, мифологической символикой. Ворон на Чернавской дороге, поразивший воображение Арсеньева-Бунина, в традиционных русских мифологических представлениях является носителем мудрости, тайного знания, посланцем между потусторонним миром и миром людей. В русских народных сказках ворон приносит герою живую и мертвую воду, вступает в родственные отношения со сказочным героем, женившись на его сестре. Образ ворона, сидящего на священном для славян дубе, отражен в русском фольклорном присловье: «Ай ду-ду, ду-ду, ду-ду – сидит ворон на дубу». Дуб в этом присловье выступает символом мирового древа. Повсеместно у русских было распространено представление о долгой жизни ворона. Ворон на Чернавской дороге, «живший еще при татарах», рождает ассоциации с древней историей Елецкой земли, с историческим и мифологическим пространством русского мира.
Древняя история, легенды и предания будоражат творческое и историческое воображение юного Бунина, рождают тягу к творчеству: «Я мысленно вижу, осматриваю город. Там, при въезде в него,- древний мужской монастырь… почему-то томлюсь мыслью о его старине, о том, что когда-то его не раз осаждали, брали приступом, жгли и грабили татары: я в этом чувствую что-то прекрасное, что мне мучительно хочется понять и выразить в стихах, в поэтической выдумке … Дальше, за притоком,- Черная Слобода, Аргамача, скалистые обрывы, на которых она стоит, и тысячи лет текущая под ними на далекий юг, к низовьям Дона, река, в которой погиб когда-то молодой татарский князь: о нем тоже очень хочется что-нибудь выдумать и рассказать в стихах; его, говорят, покарала чудотворная икона Божьей Матери, и доныне пребывающая в самой старой из всех наших церквей, что стоит над рекой, как раз против Аргамачи …» [27, 118].
В детских и юношеских впечатлениях И.А. Бунина – истоки реально-правдивого знания исконной русской жизни и постижения им русской истории.
Места, где прошли детство, отрочество и юность Бунина оказали знаменательное (о чем он не раз сам писал) влияние на его творческую судьбу, прежде всего, непосредственно-органичным приобщением к жизни и быту народа, к красоте природы и к стихиям живого национального языка. Бунин писал, что именно в средней России «образовался богатейший русский язык» и именно из нее «вышли чуть не все величайшие русские писатели во главе с Тургеневым и Толстым». Словесное мастерство Бунина питалось этим источником. В Ельце и округе стойко сохранялись древние верования, обычаи и обряды, местные легенды и предания, сказки, фольклор – составляющие древней эпической традиции, формировавшейся параллельно с развитием народа и отразившей различные исторические пласты народной истории вплоть до древнейших. Эта традиция является важнейшим историческим источником.
Впоследствии Бунин будет широко использовать в своем творчестве элементы восточнославянской эпической, песенной традиции, легенды и предания.
Зарубежные писатели и критики единодушно отмечали значимость бунинского искусства, в котором сказалась «несравненная эпическая традиция и культура его страны». Эпическая традиция является основой и исторической составляющей творчества Ивана Алексеевича. В своем творчестве он широко использует былинные, сказочные, песенные, фольклорные мотивы вплоть до прямого цитирования. Например, в рассказе «На край света» в описании украинского села Великий Перевоз обильно цитируются отрывки из казацких Дум: «Стояли здесь когда-то снаряженные в далекий путь «лыцари». … и не в одном сердце заранее звучало тогда величаво-грустная «дума» о том, «як на Чорному мори, на билому камени сидит ясен сокил-билозирець, жалибненько квилить-проквиляе…». Многих из них ожидали «кайдани турецькии, каторга бусурманськая», и «сиви тумани» в дороге, и одинокая смерть под степным курганом, и стаи орлов сизокрылых, что будут «на чорни кудри наступати, з лоба очи козацькии видирати…» [28, 186]. Рассказ «Лирник Родион» насыщен цитатами из украинских народных песен. Описание путешествия главного героя по Украине в «Жизни Арсеньева» сопровождается цитатами из «Слова о полку Игореве». Посещение им Смоленска – легендой о Меркурии Смоленском. Посещение Полоцка – легендой о знаменитом Всеславе Полоцком. В этюдах «Под серпом и молотом» монах из Троицкой лавры сравнивается с былинным героем Алешей Поповичем. Там же описание северно-русского города основывается на его истории, его древности, усиливаясь цитатой из духовного стиха: «Опять весна, и опять живу в большой глуши – в тех самых краях, где несколько веков тому назад жил подвижник, про которого сказано:
Ты в пустыню суровую,
В места блатные, непроходимые
Поселился еси…
городок маленький, деревянный. Основан чуть не в самом начале Руси … Середина города окружена высоким земляным валом с тремя проходами. На валу еще заметно место, где была когда-то сторожевая башня» [30, 152].
История любого народа и государства всегда изобилует спорными, неоднозначно трактуемыми моментами, но даже в этом контексте история России и русского народа выделяется большим количеством подобных спорных моментов, наличием диаметрально противоположных точек зрения по тому или иному вопросу. Для многих периодов русской истории характерна недостаточная освещенность письменными источниками. Известный ленинградский этнограф А.В. Гадло называл русский народ самым малоизученным народом России. В этой ситуации бунинский подход к постижению и осмыслению русской истории, основанный в значительной мере на интуитивном, эмоциональном ее восприятии, подкрепленный предельно точным знанием народной традиции, быта, фольклора, верований и обрядов, народного языка, является незаменимым в решении важнейших задач постижения русского мира.
Восприятие истории, облеченное в эпическую, фольклорную форму, является характерной чертой народов, живущих в рамках традиционной народной культуры. Недостаток конкретных данных, письменных источников восполняется фольклорно-эпической, обрядово-мифологической составляющей. Это прекрасно понимал и даже подчеркивал И.А. Бунин. Поэтому в его историческом познании значительное место занимает эпическая, интуитивно-мифологическая составляющая, которая подкрепляется так называемой метафизикой рода, то есть ощущением генетической связи с русским миром, русской историей. Все это, в свою очередь, конкретизировалось под пером Бунина в своеобразные исторические исследования в рамках художественного произведения. Так, например, в рассказе «Антоновские яблоки» дается своеобразная хронология этапов развития русского дворянства – от барства XVIII века до обнищавших мелкопоместных дворян второй половины века XIX.
Повесть «Суходол» Бунин вообще называет летописью дворянского рода Хрущевых. Термин «летопись» несет здесь особую смысловую нагрузку. Летопись – это средневековый жанр исторического повествования, бытовавший на Руси с XI по XVII век. История рассматривалась летописцем как проявление божественной воли и промысла, не подвластного человеческому пониманию. Так же воспринимает человеческую историю и человеческое бытие и И.А. Бунин: все – тайна. Можно только ощущать движение истории и развитие человеческих судеб.
В «Жизни Арсеньева» дается серьезная и аргументированная историческая оценка разных аспектов русской жизни: экономических, общественных, социально-политических, культурных и ментальных. Не случайно формулировка о присуждении И.А. Бунину Нобелевской премии звучала: «за правдивый артистический талант, с которым он воссоздал в художественной прозе типичный русский характер».
На карте России есть места, одно упоминание которых связывается с именами, оставившими свой след в русской литературе и культуре. Вологодчина ассоциируется с именами Батюшкова, Гиляровского, Варлама Шаламова, Николая Рубцова, гения русского рока Александра Башлачева. Алтай неразрывно связан с именем Василия Шукшина. Русское Подстепье сформировало золотой фонд русской и мировой литературы. Все эти территории объединяет наличие древней, богатой событиями, яркой и интересной истории. Алтай — земля древних скифов. Вологодчина – часть древней Новгородской земли. Подстепье – зона активных этнических культурных и политических контактов, происходивших здесь с древнейших времен; родина Жуковского, Толстого, Тургенева, Лескова, Пришвина, Бунина. Чем объяснить концентрацию здесь талантов, творческого вдохновения, духовного напряжения? Безусловно, это объясняется рациональными факторами, но нельзя упускать и фактор духовной, сакральной энергетики определенных мест русской земли – мест, отмеченных волей Проведения, Высшего разума, а по-русски говоря, Божьей волей. Бесспорно, одним из таких мест является древний Елец, где И.А. Бунин сформировался как великий писатель и как мыслитель. В Ельце – одном из древнейших городов России нельзя быть вне истории, вне пространства русской традиционной культуры.
От Подстепья до Поморья. Елецкий край и Выговский край – исторические регионы России в творчестве И.А. Бунина и М.М. Пришвина: монография. — Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2012. — 238 c.
Постоянная ссылка: http://vorgol.ru/istoriya-eltsa/ot-podstepya-do-pomorya/buninskoe-vospriyatie-mira/
Примечания:
27. Бунин, И.А. Жизнь Арсеньева. Рассказы и повести [Текст] / И.А. Бунин. М., 1996.
30. Бунин, И.А. Окаянные дни [Текст] / И.А. Бунин. Тула, 1992.
153. Прозоров, Л. Язычники крещеной Руси [Текст] / Л. Прозоров. М., 2006.
Статья подготовлена по материалам монографии А.А. Пискулина «От Подстепья до Поморья. Елецкий край и Выговский край – исторические регионы России в творчестве И.А. Бунина и М.М. Пришвина», изданной в 2012 году. Статья полностью повторяет стиль и пунктуацию автора.
