Город Елец — один из древнейших городов России. Основанный, предположительно, при киевском князе Владимире Святославиче в 968 г., Елец впервые упоминается в Никоновской летописи в 1146 г. Город «встал» на границе Русской земли со степью, и его главной задачей на долгие годы была оборона юго-восточных рубежей государства. Многократно сжигаемый и разоряемый кочевниками, Елец не раз спасал Русь от набегов вражеских полчищ, навеки покрыв себя славой. Нобелевский лауреат Иван Бунин, учившийся в Елецкой мужской гимназии, писал о Ельце: «Самый город тоже гордился своей древностью и имел на то полное право: он и впрямь был одним из самых древних русских городов, лежащих среди великих чернозёмных полей Подстепья, на той роковой черте, за которой некогда простирались «земли дикие, незнаемые», а во времена княжеств Суздальского и Рязанского принадлежал к тем важнейшим оплотам Руси, что, по слову летописцев, первыми вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над нею, первыми видели зарева страшных ночных и дневных пожарищ, ими запаляемых, первыми давали знать Москве о грядущей беде и первыми ложились костьми за неё…» [1]
Рождённому как пограничная крепость на границе с «Диким полем», Ельцу суждено было стать форпостом православной веры и культуры на южных рубежах Руси.
Славянские племена вятичей, населявших эти земли в VIII-XIV вв., достаточно долго сохраняли свои языческие верования. Сопротивление же вятичской знати и жречества проникновению сюда из Киевской Руси христианства порой приводило к кровопролитию.
Так, в 1113 г. в землях вятичей на берегах Оки погиб глава христианской миссии инок Киево-Печерского монастыря священномученик Кукша (в пострижении Иоанн) со своим учеником Никоном. [2] Но уже вскоре история свидетельствовала о торжестве христианства в земле вятичей над язычеством. [3]
Первые материальные следы православной культуры на Елецкой земле относятся ко времени заселения Верхнего Подонья после разгрома половцев. Периодом XII-ХШ вв. датируются находки на месте старого Ельца в районе пригородного села Лавы. В 1991 г. здесь — на посаде древнего города — был найден бронзовый крест размером 5 х 4,2 см. Находка воплощает в себе сюжет «процветшего креста». Подобное изображение креста пришло на Русь из Византии и судя по находкам в Новгороде, Гродно, Белоозере, Старой Рязани, изображениям на многих предметах X-XII вв. было распространено в домонгольской Руси. [4]
Здесь же, на Лавском археологическом комплексе, найден ещё ряд крестов XII-XIV вв. из бронзы и розового сланца, что указывает на распространение христианства среди местного населения в этот период.
Елецкое княжество со времени своего основания находилось в вассальной зависимости от Черниговского княжества, а в церковном отношении входило в пределы Черниговской епархии. Красноречивым свидетельством «черниговского» происхождения населения Ельца, духовной близости этих городов служит наличие большого количества совпадений и похожести топонимов, начиная с самого названия города Ельца. Под Черниговом есть Елецкие озера, река Воргол. В самом городе с 1066 г., «…с первых времен восприятия Россиею греческого вероисповедания», существовал Елецкий Успенский мужской монастырь. [5]
Со второй половины ХII в. Елец входил в пределы Рязанского княжества, в церковном отношении продолжая подчиняться Черниговской епархии.
После нашествия Батыя в 1237 г. и сожжения Чернигова архиерейская кафедра была перенесена в более близкий Брянск, что способствовало дальнейшему духовному просвещению Елецкой земли в XIII-XV вв. Правда, вхождение затем в 1365 г. Брянского княжества в состав Литовского государства и постоянное давление на Черниговско-Брянских епископов со стороны Литовской митрополии и униатов несколько затруднили нормальное развитие духовной жизни в Елецком крае. [6]
Сам Елец тем временем не раз становился на пути захватчиков — половцев и татаро-монголов, разорявших его грабежами и убийствами, сжигавших город дотла. У ельчан сохранилось предание, согласно которому, разорённую Елецкую землю в конце августа 1357 г. посетил святитель Алексий, митрополит Московский, направлявшийся в Орду к хану Чанибеку. Садясь на берегу Сосны в ладью, митрополит Алексий благословил ельчан и предрёк Ельцу славу и богатство. Жители погоревшего города просили при этом Святителя указать им новое место для возрождения Ельца. Обозрев окрестности, Святитель указал холм, покрытый дубовым лесом, где над деревьями вилась стая голубей. В память этого события на том месте, где по преданию останавливался митрополит Алексий, ельчане возвели на берегу реки деревянный столб, затем — часовню, заменённую в 1812 г. каменной, в которой находилась икона святителя Алексия Московского. [7]
Духовную радость подарило ельчанам путешествие по Дону митрополита Московского Пимена, которого 9 мая 1389 г. встретил в устье Воронежа князь Юрий Елецкий «…со своими боярами и со многими людьми» и, по словам очевидцев, воздал высокому гостю и всем бывшим с ним «честь и радость и утешение велие». [8]
Главным же памятником погибшим жителям Ельца стал крест, установленный над братской могилой на Красной площади и заключённый впоследствии как реликвия в деревянную часовню, перестроенную в 1801 г. в каменную. А само имя Тамерлана на долгие столетия стало для ельчан символом великого зла, беды и горя.
В августе 1395 г., через две недели после разорения Ельца, Тамерлан вдруг повернул обратно. Причиной же неожиданного отступления «грозного Тимура» от первоначального намерения идти на Москву предание называет чудесное заступничество Царицы Небесной за православных. Ожидая наступления Тамерлана, московский князь Василий Дмитриевич по благословению митрополита Киприана повелел привезти из Владимира в столицу чудотворный образ Божией Матери, с которым князь Андрей Боголюбский в свое время победил болгар. 26 августа (по ст. ст.) москвичи торжественно встречали чудотворную икону на том месте, где позднее был основан Сретенский монастырь.
Непрестанные молитвы русских людей были услышаны Царицей Небесной — в тот же день, как прибывший образ был поставлен в Успенском соборе Московского Кремля, Тамерлан неожиданно развернул свои войска и покинул пределы Русской земли. Поводом для такого поворота событий называется сон, в котором грозный завоеватель увидел: «…высокую гору и с ея вершины идущих к нему многих святителей с золотыми жезлами. Над ними в сиянии лучезарном явилась Жена, благолепия и величия неописанного, окруженная тьмами молниеобразных воинов, которые все грозно устремились на Тамерлана. Он затрепетал, очнулся и, созвав вельмож своих… велел полкам своим идти обратно». [10]
В память чудесного спасения Руси от нашествия войск Тамерлана ельчанами позднее была написана икона Божией Матери, называемая «Елецкая» и ставшая одной из самых почитаемых святынь города. Образа её находились почти во всех городских храмах, а в 1893 г., к 500-летнему юбилею чудесного заступничества Царицы Небесной за православный народ, в Ельце был заложен храм во имя Елецкой иконы Божией Матери.
Летописи запечатлели в XV-XVI вв. десятки разорительных нашествий вражеских полчищ, после которых Елец, как птица Феникс, вновь и вновь отстраивал свои укрепления, налаживал жизнь, восстанавливал сгоревшие и строил новые храмы.
При восстановлении в 1592-1594 гг. под руководством владимирского городового мастера Ильи Катеринина Елецкой крепости в её стенах были построены и новые храмы. По мере заселения посада и пригородных слобод к началу XVII в. были сооружены ещё несколько церквей вне крепости.
В это время город в церковном отношении подчинялся рязанским архипастырям. Об этом свидетельствуют указы царя Михаила Фёдоровича, повелевшего в 1636 г. вновь построенные «…острожки Талецкой и Чернавской при реке Быстрой Сосне … ведать архиепископам Рязанским». [11]
В XVII столетии Елец продолжал оставаться приграничной крепостью. В 1618 г. город был взят и разорён малороссийскими казаками под началом гетмана Конашевича-Сагайдачного, что многими ельчанами было воспринято как Божия кара за поддержку Ельцом в период Смуты Лжедмитрия. Под стенами города в первой половине XVII в. часто появлялась татарская конница. Но жизнь Ельца и его жителей постепенно переходила в мирное русло. Город и окрестности заселялись служилыми и ремесленными людьми, развивалась торговля и земледелие, промыслы, налаживалась церковная жизнь.
В 1646 г., согласно писцовым книгам, Ельце было 11 церквей и монастырь [12], в 1678 г. — 14 церквей, 2 монастыря [13], а в 1691 г. – 15 церквей и 2 монастыря с 4 храмами [14].
Храмы в это время ещё были деревянными, благо дубовых лесов в округе Ельца было предостаточно, и употреблять для строительства камень ельчане не спешили.
В XVIII в. Елец вошёл крупным торговым центром, через который проходили важнейшие дороги к южным рубежам России. Государь Пётр Великий, посещавший Елец, по преданию останавливался в доме купца Росихина на Пятницкой улице, бывал часто на службе в Воскресенской церкви, где лично читал Апостол [15].
Дальнейшему развитию церковной жизни Ельца способствовало учреждение в 1682 г. Воронежской епархии, к которой Елец отошёл вместе с другими семью городами из огромной Рязанской митрополии [16].
Первый Воронежский епископ святитель Митрофан внимательно относился к проблемам церковного устроения Ельца, не раз посещал город и навсегда останется в памяти ельчан за внимание к их нуждам и преобразование в 1683 г. мужского монастыря Рождества Пресвятой Богородицы Курской на Каменной горе в женскую обитель – будущий Знаменский монастырь. Елец постепенно становился вторым по величине и значению городом Воронежской епархии, что отразилось в 1705 г. и на титуле правящего архиерея – «епископ Воронежский и Елецкий».
Век XVIII отмечен началом активного строительства в Ельце каменных зданий, среди которых по красоте и величию первое место занимали храмы. Такое стремление ельчан было вполне объяснимо многочисленными пожарами, которые уничтожили деревяные постройки. Так, в 1708 г. сгорела вся Засосенская слобода, в 1739 и 1745 гг. – большая часть города. 10 апреля 1761 г. в огне пожара были уничтожены 824 дома, 5 церквей и 208 лавок. В 1764, 1769 и 1780 гг. город сильно пострадал от огня, причём в пожаре погибли постройки обоих елецких монастырей, после чего монастыри в Ельце были упразднены и переведены в Воронеж и Лебедянь [17].
Пережив огненную стихию, ельчане прежде всего возрождали в камне свои приходские храмы, одним из первых в 1751-1759 гг. был отстроен Покровский храм. К концу XVIII в. все елецкие церкви были выстроены из кирпича и покрыты железом.
Архитектурные памятники этого периода в церковном зодчестве Ельца представлены без исключения храмами одного конструктивного типа – «восьмерик на четверике». Наиболее распространенная объемно-пространственная композиция состоит из трёх основных объёмов: с востока сам храм с низкой полукруглой апсидой, с запада — колокольня в несколько ярусов, между ними — одноэтажный объём трапезной. Несколько отличает их от древнерусских храмов с подобным конструктивным решением лишь характерное барочное, по столичным образцам, декоративные убранство наличников и переход от четверика к восьмерику в виде треугольных фронтонов, а чаще полуциркульных тимпанов. Нередко такой переход от древнерусской архитектуры к барокко почти неуловим. Так, например, четверик Владимирской церкви, заложенный в середине 1770-х гг., несёт в себе все черты и композиционные решения, свойственные архитектуре древнерусского периода. Ему также присущи асимметрия фасада, пучки полуколонок, «нарышкинские» окна, городчатый карниз междуэтажного пояса и перспективный портал.
Сложившийся к этому периоду тип храма получил столь большое распространение в силу простоты его конструктивных решений. Поскольку эти храмы были бесстолпными, упрощалась система их перекрытий, при которой вместо сложной системы сводов делался лишь один, кроме того, освобождалось от столбов внутреннее пространство храма.
Важно отметить, что архитектура этого периода в Ельце была поистине народной, основанной исключительно на строительных традициях. Безнадежны поиски в архивах проектов, по которым в это время строили храмы: их созидал многовековой опыт безымянных русских мастеров, их сметка, опыт, жизненные и профессиональные наблюдения. Это и позволяло им, несмотря на строительство однотипных храмов, украшать их разными по рисунку деталями, что придавало каждому из них неповторимую индивидуальность.
Во второй половине XVIII в. классический стиль в храмовом строительстве России пришёл на смену стилю барокко, однако в Ельце первые постройки в этом стиле появились лишь к концу столетия. К первым классическим храмам можно отнести реконструированное здание старого собора на Красной площади (реконструкция 1781 г.) и Знаменскую церковь 1783-1813 гг., ставшую впоследствии соборным храмом Знаменского монастыря. Несмотря на то, что в это время в городе велось строительство ещё нескольких храмов, в их облике по-прежнему преобладали барочные и даже древнерусские черты.
Классический стиль сух и прост, ему чужда асимметрия, всё выверено профессиональным архитектором, его чертежом, вычерченным циркулем и линейкой. Народные мастера рубежа XVIII — ХIХ вв. перестают быть авторами сооружений, они лишь исполняли волю архитектора и его помощника, следивших за строительством.
Елец в XVIII в. оставался патриархальным городом, жители которого продолжали жить старыми обычаями и традициями.
По свидетельству старожила г. Ельца Ивана Ивановича Исаева, «…в старину, когда бывал какой-нибудь торжественный день, тогда десятские ходили по приказанию начальства в дома жителей Ельца и собирали народ в церковь для слушания обедни». [18]
При этом жители Ельца продолжали держаться многих языческих пережитков, предрассудков и суеверий — святочных, весенних, купальских и иных [19]. Широко распространена была среди горожан страсть к кулачным боям.
Духовному просвещению ельчан, распространению грамотности и церковного благочестия способствовала особая любовь к древнему городу и его жителям святителя Тихона (Соколова), епископа Воронежского и Елецкого. В 1765 г. епископ Тихон открыл в Ельце латинскую школу для детей елецких священников. Первым учителем Елецкой латинской школы был назначен Лебедянский диакон Максим Ефремов, которого перевели в Покровскую церковь Ельца с жалованием 40 рублей в год. Школа просуществовала до 1766 г., так как оказалось, что было мало желающих обучать детей.
Будучи на покое в Задонском Богородицком монастыре, Святитель часто посещал Елец, находя в нём много благочестивых горожан, известных своей кротостью и взаимным согласием, усердных к храмоздательству и украшению храмов Божиих. Для духовенства и мирян Святитель был утешителем в житейских и духовных недугах, наставником в душеспасении. Своими проповедями и беседами он способствовал прекращению в Ельце «…кулачных боёв, разгульного бесчинства на масляной неделе и на качелях в летнее время». [20] Не оставлял своим вниманием великий угодник Божий нищих, заключённых и вообще всех страждущих жителей города. Он посылал своего келейника или часто сам тайно посещал Елец для раздачи всей своей пенсии нуждающимся. После одного из стихийных бедствий, нанесших Ельцу огромный урон, святитель Тихон сам ездил в Воронеж и Острогожск для сбора пожертвований пострадавшим.
Понятна ответная любовь ельчан, считавших архипастыря своим покровителем и духовным отцом. Это наглядно проявлялось в трогательных сценах проводов Святителя в Задонск. [21] Толпы жителей Ельца выходили на берег Сосны, стремясь под святительское благословление. Сам же епископ Тихон, отъехав на некоторое расстояние от Ельца и поклонясь многочисленным крестам елецких церквей, говорил: «Нет, не Елец, а Сион новый, Божие жилище». Когда же в одно время Святитель решил вернуться на свою родину в Новгородскую губернию, то остановила его именно любовь к Ельцу: «Мне жаль, — говорил он, — расставаться с этим городом, точно я в нём родился». [22]
Святителя Тихона связывала крепкая духовная дружба с жителями Ельца, некоторые из которых впоследствии почитались как подвижники веры и благочестия. Архипастырь особенно любил и уважал старосту Покровского храма Косьму Игнатьевича Студеникина. [23]
Другом святителя Тихона называли и священника Покровской церкви о. Василия. Он был погребён в северо-западной части трапезной своего храма. Когда перестраивалась Покровская церковь, тело священника было обретено нетленным.
Очень был расположен святитель Тихон и к будущему знаменитому священнику Преображенской церкви Ельца Иоанну Борисовичу Жданову. Первая его беседа со Святителем «воспламенила молодое сердце к Богу и послужила высоким христианским уроком на всю дальнейшую жизнь». Впоследствии святитель Тихон не прерывал духовного общения с о. Иоанном, любил и уважал его.
Ельчанином был известный келейник Святителя Василий Иванович Чеботарёв, автор «Записок о святителе Тихоне». Он умер в Ельце мирянином.
Любил святитель Тихон «набожного и воздержанного» Григория Фёдоровича Ростовцева, в доме которого останавливался при последнем посещении Ельца. «Нам, монахам, — говорил Святитель, — надобно учиться добродетельной жизни в его доме».
Родом из Ельца был и великий задонский праведник — схимонах Митрофан (в миру Михаил Голощапов, умер 27 февраля 1793 г.). Удалившись в Задонский монастырь в поисках уединения и душеспасения, он сделался известным тогда ещё епископу Воронежскому и Елецкому Тихону, а в бытность Святителя на покое в Задонском Богородицком монастыре Митрофан «был его постоянным собеседником и духовным сотаинником. Исполнял все поручения Святителя… На руках схимонаха Митрофана Святитель закрыл свои глаза. Чрез три года Святитель, явившись по кончине очевидным образом, сказал Митрофану о начале своего прославления Богом». [24]
Задонская подвижница Матрона Наумовна Попова тоже происходила из Ельца. Страдая с детства падучей болезнью, она получила исцеление по молитвам к великому угоднику Божию, приложившись к его надгробию и выпив масло из теплившейся над могилой лампадки. Впоследствии она по совету затворницы Мелании переселилась в Задонск, где основала странноприимный дом, переименованный позже в Троицкий женский монастырь. [25]
